СЕВКИН ЧАЙ
Сказка-быль
В.А.Ветлиной посвящается.
Всеволод Евгеньевич – обыкновенный парень, но отличался от сверстников тем, что любил мудрствовать и выражаться фигурально. В свои неполные шесть лет, за круг Московской области никуда не выезжал и жил в треугольнике: Выхино – родительский дом, бульвар Рокоссовского и Патриаршие пруды, где проживали его дедушки и бабушки. Из всех сторон треугольника он отдавал предпочтение Рокоссовскому, поскольку дедушка Юра, имел коллекцию мини машин, они привлекали внука возможностью пооткрывать дверки, капот, покрутить руль и колеса. Видя чрезмерное любопытство, дедушка заклеил бумагой стекло в серванте, где хранилась коллекция, а чтобы не разочаровывать мальчишку, оставил для развлечения двойные экземпляры, предупредив.
- Ломать не делать, душа должна болеть за поломки.
Севка, поняв это, к технике стал относиться с уважением.
Еще квартира привлекала внука сиамской кошкой Пулькой. Зрачки ее желтых глаз могли принимать вид щелочки и тогда – беги от нее, а если округлялись, то играй свободно, царапин и покусов не будет. Как все кошки этой породы, она любила носиться по комнатам, цепляться за ковер на стене и особенно драть обои в прихожей. Бабушка Надя, ворча, бегала за ней с веником, отчего кошка еще больше входила в раж. Когда веник настигал проказницу, падала на спину, выставляла лапы вверх и шипела. Бабушка махала рукой и успокаивалась. Все эти мелочи не мешали Пульке быть любимицей семьи и внука.
Второй дедушка, Алексей, гордился, что живет в булгаковском месте, и прожужжал Севкины уши рассказами о Мастере и Маргарите, да котом Бегемотом, ездившем в трамваях бесплатно, с фигой, сложенной на лапе. Во время переездов с квартиры на квартиру, мальчишка пытался увидеть Бегемота, но напрасно, котов возили в транспорте за пазухами, в корзинах, портфелях, специальных клетках и, разумеется, без билетов.
Севкины родители были врачами. Дав клятву Гиппократу, забыв обо всем, с головой ушли в медицину. Чтобы заполнить пустоту общения с ребенком, купили французскую бульдожку Аниту, а попросту – Анюту, храпушку и забияку.
Ее невзлюбили дяди во дворе, бегавшие от пивбара справлять нужду за домик на куриных ножках, который стоял рядом с детской площадкой. Анюта, зная себе цену, не могла позволить себе делать то же самое, тем более, там, где играют дети. Защищая свое достоинство и достоинство подрастающего поколения, хватала за брюки любителей пива, превращая ткань в клочья. Отец, видя с балкона очередную сцену, выбегал, брал защитницу на поводок, давал щелчок в приплюснутый нос и вел домой. Она долго не могла успокоиться и с обидой смотрела на хозяина.
Севкины одногодки еще играли в песочнице, а его уже отдали в колледж постигать премудрости наук. Из всей программы ученья-мученья ему нравилась аэробика, атласы природы, карты, схемы и особенно глобус, по которому за секунду можно побывать где угодно.
Незаметно пролетел год. Наступили долгожданные летние каникулы, а вместе с ними и мальчишкин день рождения. На торжество собралась вся родня, и приехал Григорий Никодимович, из Зеленограда с супругой. Несмотря на занятость электроникой, находил время для походов, изучения трав, давая хворым грамотные советы по этому разделу. Он называл Севку по имени и отчеству, а в отличие от других взрослых, не сюсюкался и говорил, как с равным, что нравилось парню.
Вот и сейчас, пожелав Всеволоду Евгеньевичу доброго здоровья и каникулы провести вдали от столицы. Севка не понял: "как это вдали от столицы?" Дедушка Юра пояснил, что берут его на Браславские озера в Белоруссию. Восторгу мальчишке не было границ. По комнатам прокатилось троекратное радостное.
- Ура! Ура! Ура!
На вокзал приехали за час до отхода поезда. Севка с рюкзаком за спиной, дедушки, бабушки с тележками и сумками в таком количестве, что только на головах не было поклажи.
Дедушка Алексей давал внуку наставления, как вести себя на воде, при встрече с змеями и прочими гадами, а бабушка Лида, как уберечься от простуды, избежать кишечной инфекции и других неприятностей.
Родители не провожали мальчишку, а, как всегда работали, отчего он смотрел безучастно по сторонам с надеждой увидеть Никодимовича с друзьями.
Вот и они, долгожданные. Четверо взрослых и девчонка Настя, дочь заядлого грибника Валентина Николаевича, дразнилка и капризуля. Валентин Николаевич играл на гитаре, остальные подпевали ему. Севка ожил. Никодимович поправил ему рюкзак, пожал по-взрослому руку и предложил всем сфотографироваться – мгновение остановилось.
Наконец-то по радио объявили посадку. Толпа отъезжающих и провожающих двинулась к вагонам. Наши путешественники разместились в двух купе. Поезд тронулся. Застучали колеса. Севкино сердце трепыхало от радости. Дедушка Алексей и бабушка Лида с платформы посылали внуку воздушные поцелуи. Вот вокзал скрылся вдали.
- Сева, давай переоденемся, - предложила бабушка Надя.
Согласно кивнув головой, он поднял руки.
- Какой ты худой и бледный, - сетовала она, надевая на внука майку.
- Вовсе не худой, а в меру упитанный, - смеясь, ответил он.
После размещения, команда собралась в одном купе.
- Будьте любезными, отведайте то, что бог послал туристам на дорожное пропитание, - широким жестом руки дедушка Юра пригласил туристов к столу.
Севка, не обращая внимания на приглашение, расплющив нос о стекло, наблюдал за деревьями, домами, мостами, мелькающими за окном.
- Мальчик, садись кушать, - тронул за плечо дедушка.
- Не хочу, потом.
- Хочешь, не хочешь, все равно хочешь. Сейчас же садись! – вмешалась бабушка.
Жалко было отрываться от окна, но он дал родителям слово быть умным и послушным, а мужское слово, крепче камня.
Никодимович из термоса разлил чай по кружкам, чашкам, стаканам. Севке досталась кружка. Незаметно для себя он съел две вареные картофелины, огурец, яйцо, ломтик сыра и кусочек колбасы. Такого дома за ним не водилось!
Поев, и наведя порядок, принесли гитару. Положив голову на стол, под стройное пение взрослых: «Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались», Севка задремал.
В Полоцк приехали утром. Две машины уже ожидали на площади вокзала. До Браслава ехали без происшествий. Дожди остались в Москве, здесь светило солнце, по полям сновали тракторы, на лугах паслись коровы. Дорога то изгибалась по берегам озер, то убегала в лес, то ложилась на разноцветные ковры холмов. Дедушка был в ударе и на правах знатока этих мест, давал пояснения. Примерно через два часа пути он сказал, увидев блестящий шпиль костела.
- Это уже Слободка, за ней - Браслав.
Городок напоминал что-то древнее, сказочное. Узкие улочки утопали в зелени. Тишина и покой. Никто здесь не спешит, не торопится, лица прохожих добрые, улыбчивые.
Обогнув очередное озеро, выехали на Школьную улицу. У приземистого кирпичного дома остановились, посигналили. На звуки выбежал хозяин, Василий Васильевич. Несмотря на преклонный возраст и определенную тучность, двигался быстро, пытаясь обнять всех сразу.
- Вера, принимай гостей с русских волостей! – крикнул жене.
Вера Михайловна, увидев столько народу, не знала, кого первым поцеловать и, заметив Севку, потянулась к нему.
- Мы заждались. Думали, не случилось ли чего. Слава богу, добрались благополучно. Проходите, поди, устали и проголодались за дальнюю дорогу.
От обильного и вкусного угощения, от усталости у всех слипались глаза. Видя это, хозяин предложил сделать маленький тихий час.
Отдохнув, напившись молока, двинулись дальше. Снова дорога. Севку укачало, убаюкало.
Вот и конечный пункт.
- Внучек, приехали, - поправляя волосы на его лбу, ласково говорила бабушка.
Открыв глаза, он потянулся, осмотрелся: вещи вынесены из машины, дедушка рвал вишню, Никодимович, отойдя, любовался дачей. Небольшая, с видом на озеро Струсто, была похожа на терем-теремок. Севка проворно вылез из машины.
- Хотелось бы знать, мы здесь проведем весь отпуск? – и посмотрел на бабушку.
Она утвердительно покачала головой.
- Надеюсь, Василий Васильевич покажет, где лодка, где собирать грибы, ягоды, где копать червей и, в конце концов, санузел.
Услышав пожелания, хозяин предложил мальчишке осмотреть территорию.
- Лодка у причала, - и указал на заросли камыша, - чуть поодаль по берегу, колодец, на взгорке под ракитой – червяки. А это, - он остановился у столбов, вкопанных в землю, - каркас санузла. Мужчины его достроят сами. Я не успел. Это рукомойник.
На ветке сливы, подвязанный на веревочку, висел обыкновенный чайник. Маленький гость пожал плечами, недоумевая, как из чайника можно умываться, но пока уточнять не стал.
- За грибами, ягодами, отвезу в лес на лошади, - и погладил Севку по голове.
Вечером, рассказав, как топить при надобности печь, и, определив истопником дедушку Юру, Василий Васильевич уехал в город. Компания осталась одна. Сидя, кто где, обсуждали первые впечатления, планы рыбалок, походов за грибами, ягодами. Севка тоже внес предложение.
- Вероятно, здесь много целебных трав и надо запастись ими на зиму. Я часто болею. Надеюсь, Григорий Никодимович мне поможет?
- Разумеется, Всеволод Евгеньевич. Соберем сбор и назовем "Севкиным чаем". Идет?
Одобрение не замедлило ждать.
За беседой наступила ночь. Севка с дедушкой вышли к озеру. Казалось, что раскаленный блин луны вот - вот коснется воды и зашипит. Если бы не полосы облаков, разделившие ее на части, так бы и было. Вода, под одеялом тишины засыпала, и только редкие всплески неугомонных рыб мешали сну. Камыш позванивал, перепелка твердила: "Спать пора, спать пора".
Когда вернулись на дачу, бабушка подтвердила это. Настя, показав Севке язык, сказала, что Степашка почистил Хрюше пятачок и давно похрапывает.
Севка спал без задних ног. Проснувшись, наскоро оделся, побежал к озеру. В траве кузнечики скрипачи давали концерт, порхали лимонницы, друг за дружкой носились стрекозы. Подсолнухи, развернув желтые лица к солнцу, млели. Крякали утки, пищали чайки. Ни ветерка, ни облачка. Природа была наяву, иной, чем на экране телевизора.
Никодимович бежал по тропке. Севка подал ему знак.
- Неправда ли, сегодня замечательная погода? Она будет способствовать сбору трав.
- Молодой человек, вы сделали правильный вывод. Как только солнце подсушит росу, выступим. А пока извольте раздеться и приступить к физическим упражнениям, необходимых для вашего здоровья.
Севка видел себя взрослым. Забыв о простудах, наставлениях, торопливо сбросил одежду, кроссовки и доложил о готовности к труду и обороне! Шмыгая носом, чтобы не отстать, он зажал в кулак резинку спадающих трусиков и ускорил бег. Сделав приличную петлю, физкультурники вернулись к исходному пункту. Там уже ожидала бабушка.
- Дружочек, - обратилась к внуку, - я обещала родителям вернуть тебя в полном здоровье, а ты? Быстренько одевайся! – прикрикнула, грозя Никодимовичу пальцем.
Севке не хотелось обижать добрую опекуншу, правда, и болеть было ни к чему. Никодимович обнял бабушку за плечи, запел.
Ах, Надя, Наденька, а мне, пожалуйста,
В любую сторону твоей души.
- Все балагуришь. Седина в бороде, а ведешь себя хуже мальчишки. Будут свои внуки, узнаешь почем фунт лиха. Разве можно бегать по росе да еще босиком?
- Не только можно, но и нужно, - смеясь, предложил ей освежиться в озере и запел.
"Всех полезней от болезней: солнце, воздух и вода…"
Видя, что мужчину не переспорить, бабушка уступила.
- Делайте, как знаете, спортсмены. Никодимович, будешь сам лечить мальчишку, - повернувшись, она пошла к дому.
С разбегу Севка бросился в воду и начал вытворять то, что делают послушные дети, когда получат неожиданно свободу. Купание прервала Настя, приглашая к завтраку.
- Картошка готова!
- Всеволод, растереться до приятного тепла, быстро одеться и вперед! – руководил Никодимович.
Вся команда отдыхающих сидела за столом. Он ломился от рассыпчатой картошки, румяных помидоров, в пупырышках огурцов, молока, творога, сметаны. Свежий лук и чеснок возбуждали аппетит. Едоки быстро опустошили все и посмотрели друг на друга, а потом на Надежду Михайловну, дежурную по кухне.
- Не наелись! – завопили разом.
- Какая есть альтернатива? – поинтересовался Валентин Николаевич.
- Можно приготовить котлеты, - робко предложила его жена Вера Александровна.
- Ждать долго, - простонала Настя.
- Настя, ты не маленькая, тебе двенадцать лет, - вмешался отец.
- Можно сварить кашу из геркулеса. Это недолго, - заикнулась жена Никодимовича - Алла Николаевна.
- Вы бы так работали, как едите. Крышу в санузле до сих пор не сделали, трудяги, - возразила дежурная. – Кыш отсюда, - и замахала полотенцем.
- Я полагаю, из-за стола надо выходить чуточку голодными заключил Севка и первым вылез из-за стола. - Никодимович, мы пойдем за травами?
- Так точно! Бери мешочек, ножницы и выступаем!
- А женская половина пойдет за черникой для ватрушек. Они полезнее, чем трава, - и, подставив пальцы к носу, Настя вытаращила на Севку глаза.
Он не остался в долгу. Скорчив рожицу, покрутил пальцем у виска. Девчонка отвернулась.
Валентин Николаевич пошел на тихую охоту, за грибами. Юрий Александрович остался за истопника.
Перейдя шоссе, травники пошли по полю. Впереди одиноко росла осина. Севку заинтересовало то, что нет ветра, а листья дрожат. Никодимович объяснил.
- Она, как бы искупает грех. По легенде, Иуда, предавший Иисуса Христа, повесился на осине. С тех пор дерево не может успокоиться. Понял, дружочек?
Дальше дорога нырнула в золотистый овес, сузилась в тропинку и вывела к лугу, полному сочной зелени и цветов. В лесу трещала сорока, аист парил в небе, ворковали на проводах горлинки. Севка остановился.
- Никодимович, я бы хотел знать, умеют ли травы говорить?
- Всеволод Евгеньевич, да, у них есть свой язык, а чтобы понять, надо быть наблюдательным и милосердным. Нельзя в природу приходить разбойником, оставляя после себя пустыню. Понятно, почему мы взяли с собой не лопаты, а ножницы? – и, помолчав, добавил. - Начнем знакомство вон с тех желтых цветков. Подойди, понюхай.
Севка подошел, наклонился над цветами. Шумя, оттуда вылетели недовольные пчелы.
- Никодимович, так здорово пахнет медом и еще чем-то приятым!
- Правильно! Это донник лекарственный. Лучшая медоносная трава и для чая твоего подойдет. Срежь несколько веточек, а я поищу другую травку от девяносто девяти болезней. Вон она, у зарослей шиповника.
Среди разнотравья выделялась куртинка золотых звездочек.
- Это зверобой.
- Он что, зверей убивает? - удивился Севка.
- Нет, но в нем есть одно но. Если белое животное, например овца, коза, поест его много и окажется долгое время под солнышком, то заболеет, как бы отравится. А для людей он первое лекарство. Жаль, что его стали истреблять. В зверобое срезают цветы и верхние листочки, а все остальное должно оставаться в земле.
Несколько аккуратно срезанных верхушек травы Севка отправил в мешочек. Так, попутно срезая душицу, ромашку, бессмертник, друзья приближались к лесу.
Мальчику был непривычным такой длительный поход. Усталость валила с ног. Никодимович, подозревая это, предложил отдохнуть. Бросив мешочек, Севка упал на душистую землю, раскинул руки, ноги и поплыл по небу вместе с редкими облаками. Сон этого и ожидал, чтобы начать сказку. Вот травники, взявшись за руки, бегут по полю, но, услышав песню, остановились. «Что ты, Вася, приуныл. Голову повесил?» – пели метелки таволги васильку. Он, не обращая внимания, прислушивался к тому, что говорил поседевший иван-чай ярко-розовому молодняку.
- В жизни не все так просто. Отгорят и ваши свечки, отпушитесь семенами-детьми, и они, упав на землю, дадут жизнь новым побегам. Так и сохраняем себя из года в год на радость людям и пчелам. Для себя живешь, зря жизнь проживешь. Для других живешь, радость поймешь, - сказав, старик закачал головой, а налетевший порыв ветра растрепал его седины.
Севка услышал новый голос и потянул друга за собой.
- Марья, Марьюшка, - просил кто-то из-под развесистой березы, – дай посмотреть на твое личико. Мы растем на одном стебельке, а так далеки друг от друга.
- Ванечка, родненький, - отозвался голосок, - помнишь, бегая по лугу, ты любовался мною, и мечтал прожить со мной долгие годы? Колдунья подсмотрела наше счастье и посадила меня на стебелек выше тебя. Стали мы цветком Иваном - да - Марьей. Близкие, но далекие…
Вокруг по-прежнему безлюдно. Ветер, обессилив от тяжести жары, поспешил укрыться в тени деревьев. Севка услышал звук свирели. Это ветвистый дягиль выводил тягучую мелодию и она, слившись с перезвоном родника, уплыла в заросли ежевики, где и смолкла.
- Неужели этот гигант может играть? – усомнился паренек, трогая зонтики дягиля.
И в ответ услышал.
-Могу! В пору молодости твоего деда меня уважали. Мой весенний стебель был сочным и сладким. Ребятишки лакомились им, а когда он превращался в трубку, пастухи делали из него свирели. Знахарка Акулина осенью выкапывала мои корни и лечила людей от хворей.
Мальчишке захотелось сделать свирель из дягиля и поиграть, но голос Никодимовича прервал сон. Севка привстал, потряс головой, как бы стряхивая наваждение, взял мешочек и молча пошел в сторону дачи. Увидев дикую яблоню, устремился к ней и попросил друга помочь забраться. Ветки царапали, кололи бока, спину. Яблоки висели высоко. Взрослый с интересом наблюдал за мальчишкой, впервые оказавшимся на дереве. Вот он уселся на развилку толстых веток, сорвал яблоко, надкусил, сморщился.
-Кислятина! Помнишь, мы видели хутор, может, там купим настоящих яблок? Наши будут довольные, - задорно прозвучал Севкин голос с высоты.
Зашли на хутор. Хозяйка предложила отведать парного молока с лепешками. Такой вкуснятины городские не пробовали никогда!
- Ешьте, ешьте. У нас здесь все чистое, естественное, без химии. Все хорошо, но с лекарствами плохо. Вчера разболелась голова, хоть криком кричи, а таблеток нет, - и подтянула на шее узелок платка.
- Тетя, наша бабушка запаслась лекарствами на целый год! Я вам в следующий раз обязательно что-нибудь принесу, – выпалил Севка.
- Ты мальчик добрый, – и погладила по русой голове. – Вон ведро с яблоками, угощайтесь и берите с собой. Нынче яблочный год, хоть пруд пруди. Девать некуда. Скотину кормим.
Поблагодарив за угощение, Севка попросил разрешение у хозяйки поиграть с теленком. Как только незнакомец приблизился, теленок круто развернулся на месте и, задрав хвост трубой, убежал на поляну. Мальчишке ничего не осталось, как почесать затылок и вернуться назад. Еще раз, поблагодарив женщину за угощение и яблоки, друзья пошли по траве мураве, среди которой светились белые плафончики одуванчиков. Севка присел, осторожно сорвал один из них и дунул. Стайка парашютиков, подхваченная ветром, полетела над травой. От восторга Севка запрыгал на одной ноге. Никодимович улыбнулся, но, тут же сделав серьезное лицо, предложил поторопиться, чтобы избежать крупного разговора с Надеждой Михайловной из-за долгого их отсутствия.
Еще издали друзья заметили, как она нетерпеливо ходила около дачи, а дедушка из окна второго этажа наблюдал в бинокль за дорогой. Увидев путешественников, что-то сказал жене и указал рукой вперед. Она села на лавочку. Приблизившись, внук заметил бледное лицо бабушки, руки, теребящие носовой платочек, и, бросившись к ней, поцеловал в щеку.
- Смотри, сколько набрали трав на чай! На всю зиму хватит, - наклонившись, он церемонно развел руками, как бы заранее приглашая на чаепитие.
Бабушка подобрела и прижала возбужденного мальчонку к себе. Освободившись, он указал на полную сетку румяных яблок.
- Дедушка, тебе яблоки видны в бинокль?
- Конечно, внучок!
Никодимович, подняв сетку, крикнул.
- Ребята, налетай!
Однако бабушка не сдавалась. Подойдя к Никодимовичу, ладонью похлопала по его груди.
- Злодей, увел мальчишку на целый день без питья и бутербродов. Исхудает, а мне отвечать.
- Бабуля, - вмешался внук, - нас молоком и лепешками накормили. Это лучше всяких бутербродов.
Бабушка Надя имела доброе сердце, а счастливое лицо внука - высшая для нее награда.
Сказочный день подошел к концу. Темнота заполнила комнату. Раздвигая звезды на небе, взошла луна. Севка лежал и смотрел сквозь открытое окно на Млечный Путь, мечтая пройтись по нему, а пока он не хотел расставаться с волшебным днем, о котором будет долго вспоминать в Москве за чашкой ароматного чая.