ПЕВЕЦ МЕЩЕРЫ
«… настоящая литература – это колдовство, величайшее счастье и величайшая боль». К.Паустовский
Глава 1
Только вперед
XX век в СССР знаменателен не только поэтами «Серебряного века», но, я бы сказал, и «Золотым веком» советской литературы, которая шла в ногу со временем, будь то революция, годы первых пятилеток, войны и периода мирного строительства. В героях своих произведений писатели видели не раздавленного судьбой маленького человека, а Человека созидателя, строившего новое общество с гуманистическими идеями свободы, равенства, братства. На литературе этого периода выросло не одно поколение советских людей, устремленных в будущее.
Список писателей этого периода трудно перечесть. Это: М.Горький, А.Грин А Серафимович, А.Макаренко, П.Замойский, Н.Островский, М.Зощенко, А.Толстой, М.Шолохов, В.Вересаев, А.Гайдар, Л.Леонов, В.Шишков, К.Симонов, Б.Полевой, А.Фадеев, В.Шукшин, М.Алексеев, Г.Марков, Н.Носов, В.Распутин, В.Астафьев, Ч. Айтматов, В.Быков, В.Пикуль…
Достойное место среди золотого ряда занимает и Константин Георгиевич Паустовский.
Он родился в Москве 31 мая 1892 года в Гранатном переулке, в семье железнодорожного статистика. Прадед будущего писателя - казак Запорожской Сечи, дед при царе Николае I тянул солдатскую лямку в городе Гурьеве, бабка - турчанка.
Отец, «неисправимый мечтатель и протестант», в силу своего характера имел тягу к перемене мест. Пожив в Москве, Вильно, Пскове, осел в Киеве. Мать из семьи служащего сахарного завода имела суровый и властный характер, однако сумела троим мальчишкам и дочери привить любовь к искусству.
О себе Паустовский писал: «Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством. В семье много пели, играли на рояле, благоговейно любили театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник… В нашей семье, по тогдашнему времени считавшейся передовой и либеральной, много говорили о народе, но подразумевали под ним преимущественно крестьян. О рабочих, о пролетариате говорили редко. В то время при слове "пролетариат" я представлял себе огромные и дымные заводы - Путиловский, Обуховский и Ижорский,- как будто весь русский рабочий класс был собран только в Петербурге и именно на этих заводах… О политической жизни страны мы кое-что знали. У нас на глазах прошла революция 1905 года, были забастовки, студенческие волнения, митинги, демонстрации, восстание саперного батальона в Киеве, "Потемкин", лейтенант Шмидт, убийство Столыпина в Киевском оперном театре…».
Учился Константин в киевской классической гимназии вместе с М.Булгаковым и А.Вертинским. В гимназические годы им повезло: «… у нас были хорошие учителя так называемых "гуманитарных наук", - русской словесности, истории и психологии. Почти все остальные преподаватели были или чиновниками, или маньяками. Об этом свидетельствуют даже их прозвища: "Навуходоносор", "Шпонька", "Маслобой", "Печенег". Но литературу мы знали и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовление уроков…", - вспоминал позже Паустовский. -
Лучшим временем - порой безудержных мечтаний, увлечений и бессонных ночей - была киевская весна, ослепительная и нежная весна Украины. Она тонула в росистой сирени, в чуть липкой первой зелени киевских садов, в запахе тополей и розовых свечах старых каштанов. В такие весны нельзя было не влюбляться в гимназисток с тяжелыми косами и не писать стихов. И я писал их без всякого удержу, по два-три стихотворения в день. Это были очень нарядные и, конечно, плохие стихи. Но они приучили меня к любви к русскому слову и к мелодичности русского языка.
Любимым предметом юноши была география, а любимым занятием - рассматривание и изучение географических карт. Обладая незаурядным воображением, он, начитавшись книг Стивенсона Эдгара По, Киплинга, Джозефа Конрада, Гофмана и, конечно же, любимого Александра Грина, мысленно побывал в тропиках и островах Тихого океана. О своем увлечении он напишет: «Мое состояние можно было определить двумя словами – восхищение и тоска. Восхищение перед воображаемым миром – и тоска из-за невозможности увидеть его. Эти два чувства преобладали в моих юношеских стихах и первой незрелой прозе».
Нелегкой была жизнь юноши. «Когда я был в шестом классе, семья наша распалась, и с тех пор я сам должен был зарабатывать себе на жизнь и ученье. Перебивался я довольно тяжелым трудом, так называемым репетиторством. В последнем классе гимназии я написал первый рассказ «На воде» и напечатал его в киевском литературном журнале «Огни». Это было, насколько я помню, в 1911 году. С тех пор решение стать писателем завладело мной так крепко, что я начал подчинять свою жизнь этой единственной цели. В 1912 году я окончил гимназию, два года пробыл в Киевском университете и работал и зиму, и лето все тем же репетитором, вернее, домашним учителем. К тому времени я уже довольно много поездил по стране (у отца были бесплатные железнодорожные билеты). Я был в Польше (в Варшаве, Вильно и Белостоке), в Крыму, на Кавказе, в Брянских лесах, в Одессе, в Полесье и Москве. Туда после смерти отца переехала моя мать и жила там с моим братом- студентом университета Шанявского. В Киеве я остался один».
Первый рассказ вышел под псевдонимом – «К.Бальган». Второй рассказ, «Трое», напечатал в 1912 году в журнале для молодежи «Рыцарь», но уже под фамилией автора.
Проучивших два года в Киевском университете на историко-филологическом факультете, Паустовский перевелся в московский на юрфак, но и его не пришлось закончить. Он вспоминал: «Началась первая мировая война. Меня как младшего сына в семье в армию по тогдашним законам не взяли. Шла война, и невозможно было сидеть на скучноватых университетских лекциях. Я томился в унылой московской квартире и рвался наружу, в гущу той жизни, которую я только чувствовал рядом, около себя, но еще так мало знал... Я воспользовался первой же возможностью вырваться из скудного своего домашнего обихода и поступил вожатым на московский трамвай. Но продержался я в вожатых недолго - вскоре меня разжаловали в кондукторы за то, что я разбил автомобиль с молоком знаменитой в то время молочной фирмы Бландова. Поздней осенью 1914 года в Москве начали формировать несколько тыловых санитарных поездов. Я ушел с трамвая и поступил санитаром на один из этих поездов. Мы брали раненых в Москве и развозили их по глубоким тыловым городам. Тогда я впервые узнал и всем сердцем и навсегда полюбил среднюю полосу России с ее низкими и, как тогда мне казалось, сиротливыми, но милыми небесами, с молочным дымком деревень, ленивым колокольным звоном, поземками и скрипом розвальней, мелколесьем и унавоженными городами - Ярославлем, Нижним Новгородом, Арзамасом, Тамбовом, Симбирском и Самарой.
Все санитары на поезде были студенты, а сестры - курсистки. Жили мы дружно и работали много. Во время работы на санитарном поезде я слышал от раненых множество замечательных рассказов и разговоров по всяческим поводам. Простая запись всего этого составила бы несколько томов. Но записывать у меня не было времени…
В 1915 году всю нашу студенческую команду перевели с тылового поезда на полевой. Теперь мы брали раненых вблизи места боев, в Польше и Галиции, и отвозили их в Гомель и Киев. Осенью 1915 года я перешел с поезда в полевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвежа в Белоруссии. В отряде из попавшегося мне засаленного обрывка газеты я узнал, что в один и тот же день были убиты на разных фронтах два мои брата. Я остался у матери совершенно один, кроме полуслепой и больной моей сестры.
Я вернулся к матери, но долго не мог высидеть в Москве и снова начал свою скитальческую жизнь. Я уехал в Екатеринослав и работал на металлургическом Брянском заводе, потом перекочевал в Юзовку на Новороссийский завод, а оттуда в Таганрог на котельный завод Нев-Вильдэ. Осенью ушел с котельного завода в рыбачью артель на Азовском море. В свободное время я начал писать в Таганроге свою первую повесть "Романтики". Писал ее долго, несколько лет. Вышла в свет она значительно позже - в тридцатых годах в Москве.
Февральская революция застала меня в глухом городке Ефремове, бывшей Тульской губернии. Я тотчас уехал в Москву, где уже шли и день, и ночь шумные митинги на всех перекрестках, но главным образом около памятников Пушкину и Скобелеву. Я начал работать репортером в газетах, не спал и не ел, носился по митингам и впервые познакомился с двумя писателями - другом Чехова стариком Гиляровским, "Дядей Гиляем", и начинающим писателем-волгарем Александром Степановичем Яковлевым. Судорожная жизнь газетных редакций совершенно захватила меня, а беспокойное и шумное племя журналистов казалось мне наилучшей средой для писателя.
После Октябрьской революции и переезда Советского правительства в Москву я часто бывал на заседаниях ЦИКа (в "Метрополе", в "зале с фонтаном"), несколько раз слышал Ленина, был свидетелем всех событий в Москве в то небывалое, молодое и бурное время.
Потом опять скитания по югу страны, снова Киев, служба в Красной Армии в караульном полку, бои с всякими отпетыми атаманами - Зеленым, Струком, Червоным ангелом и "Таращанскими хлопцами". Киев в то время часто осаждали. Вокруг города почти непрерывно гремела канонада, и население толком даже не знало, кто пытается захватить город - петлюровцы, Струк или деникинцы. Из Киева я уехал в Одессу, начал работать там в газете "Моряк" - пожалуй, самой оригинальной из всех тогдашних советских газет. Она печаталась на обороте разноцветных листов от чайных бандеролей и помещала множество морского материала - от стихов французского поэта и матроса Тристана Корбьера до первых рассказов Катаева. Была блокада. Море было пустынно, но, как всегда, прекрасно. В редакции работало около семидесяти сотрудников, но никто из них не получал ни копейки гонорара. Платили то дюжиной перламутровых пуговиц, то синькой, то пачкой черного кубанского табака. Время было голодное и веселое.
В Одессе я впервые попал в среду молодых писателей. Среди сотрудников "Моряка" были Катаев, Ильф, Багрицкий, Шенгели, Лев Славин, Бабель, Андрей Соболь, Семен Кирсанов и даже престарелый писатель Юшкевич. Мы смотрели на него, как на реликвию.
В Одессе я жил в полуразрушенной дворницкой на Лонжероне, у самого моря, и много писал, но еще не печатался. Вернее, не позволял себе печататься, считая, что еще не добился умения овладевать любым материалом и жанром. Эту способность я считал в то время главным признаком писательской зрелости.
Вскоре мною снова овладела "муза дальних странствий". Я уехал из Одессы, жил в Сухуми - тогда еще очень провинциальном городке, в Батуми с его тяжелыми теплыми ливнями, в Тбилиси, был в Эривани, Баку и Джульфе, пока, наконец, не вернулся в Москву. Несколько лет я работал в Москве редактором РОСТА (Российское телеграфное агентство, затем ТАСС) и уже начал время от времени печататься. Первой моей книгой был сборник рассказов "Встречные корабли"…Мое становление человека и писателя началось в эти годы (1917 – 1919 годы), происходило при советской власти и определило весь мой дальнейший жизненный путь… Моя страна, мой народ и создание им нового, социалистического общества – вот высшее, чему я служу, и буду служить каждым написанным словом».
Глава 2
От экзотики к реальности
Первые рассказы Паустовского были красочными, насыщенные пышной экзотикой, и носили романтический характер, но он не ставил знака равенства между экзотикой и романтикой, считая, что экзотика лишена самостоятельного содержания и находится вне жизни, являясь как бы оболочкой романтики, в которой заключается облагораживающая душу сила. «Романтическая настроенность, - писал Паустовский, - не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким… Я ушел от экзотики, но я не ушел от романтики и никогда от нее не уйду – от очистительного ее огня, порыва к человечности и душевной щедрости, от постоянного ее непокоя».
Однако «Юношеская приверженность моя к экзотике в какой-то мере приучила меня искать и находить в окружающем живописные и даже подчас необыкновенные черты… с тех пор рядом с действительностью сверкали для меня, подобно дополнительному, хотя бы и неяркому свету, легкий романтический вымысел. Он освещал, как маленький луч на картине, такие частности, какие без него, может быть, не были бы и замечены. От этого мой внутренний мир становился богаче… С годами я ушел от экзотики, от ее нарядности, пряности, приподнятости и безразличия к простому и незаметному человеку. Но еще долго в моих повестях и рассказах попадались ее застрявшие невзначай золотистые нитки».
Примером «пылинки» дальних стран - рассказ «Судьба Шарля Лонсевиля», который получил мировое признание и был переведен на немецкий, французский и английский язык.
В каждом человеке заложены элементы романтизма, но романтиками становятся люди с широким жизненным кругозором, а не с узким желанием добиться от жизни материальных благ и отгородиться от мира высоким каменным забором, обрекая себя, тем самым, по выражению Л.Толстого, «на жизнь животную».
Писатель, по определению Паустовского, должен обладать определенным чутьем и писать о том, что волновало, волнует, и будет волновать человека будущего. В своих произведениях он призывает учиться у жизни, учиться искусству видения, науке миросозерцания и главное – замечать в буднях прекрасное, без которого жизнь становится серой, однообразной, тягучей.
Композиционно произведения Паустовского построены с «слабым сиянием вымысла» или по типу рассказов от первого лица, или в виде писем, дневников, записок, в основе которых лежит то, что видел своими глазами или пересказы очевидцев. От этого все становилось ярким, достоверным, впечатляющим, без повода для сомнений. Чтобы не навязывать свое видение темы, событий он опосредованно, через реальных героев, используя технические и другие источники, доносил свои мысли и выводы до читателей.
Роман «Блистающие облака», созданный за зиму 1929 года, – результат поездки автора по черноморью и Кавказу в 1925 – 27г.г. Это остросюжетное, динамичное произведение о мечтателях, презревших "грошевой уют" и жаждущих романтических приключений. Роман был напечатан в харьковском издательстве «Пролетарий» в 1930 году.
Повесть «Кара-Бугаз» Паустовским создана в Березниках на Северном Урале, находясь в писательской командировке. В 1932 году повесть вышла в свет в московском издательстве «Молодая гвардия». В основу "Кара Бугаз" положен фактический материал, увиденный и изученный автором на месте. В каспийском заливе Кара-Бугаз содержались миллионы тонн брома, серы, глауберовой соли и других минералов, необходимых для промышленности страны советов. Автор умело сочетал романтику с реализмом происходящих перемен в богом забытом крае. Но это не плат с отпечатком происходящих событий и не скучный отчет, а полноценное, увлекательное художественное произведение со всеми необходимыми элементами жанра и романтической устремленностью действующих лиц в будущее страны.
Повесть получила широкое признание читателей, была одобрена А.М.Горьким, Н.К.Крупской, критиками, и выдвинула автора в число первых советских литераторов. Она выдержала более десяти изданий на русском языке и издавалась на языках народов СССР и за рубежом.
После «Кара-Бугаз», оставив все другие службы, Константин Георгиевич остался при одной – писательской, ставшей: «… единственной, всепоглощающей, порой мучительной, но всегда любимой работой». Что не означало сидеть на месте и, глядя в звездное небо, сочинять что-либо в угоду публике. Требовался фактический материал и с этой целью он продолжал поездки по Советскому Союзу, побывав на Кольском полуострове, Украине, в Средней Азии, Крыму, Алтае, Новгороде, Пскове и в других городах, а так же побывал на Волге, Дону, Днепре, Каме, Оке.
Следующей большой работой автора стала повесть «Колхида», написанная в 1933 году. В 1934 ее напечатали в альманахе «Год 17-й», редактируемом Горьким.
Повесть – результат авторских впечатлений от поездки по Мингрелии – Поти – Колхиды, гиблым местам с болотами и малярией. Советское правительство поставило строителям задачу: превратить непригодные для земледелия края в субтропики с плантациями винограда, мандаринов и возвести здравницы для отдыха трудящихся.
Это видно из диалога главного героя Пахомова и капитана Чопа: «…мы осушаем болота и вместо них создадим тропический край, сажаем лимоны, апельсины, чай, рами, и все прочее, уничтожаем малярию, разбиваем вдоль берега моря курорты. Но не это главное. Главное то, что мы создаем новую природу для людей свободного труда. Мы доведем тропики до такого расцвета, какой вашим боссам не снился. Мы здесь покажем такую силу нашей эпохи, о какой вы не подозреваете».
В 1935 году Паустовский издал во многом автобиографичный роман - «Романтики», в котором переданы пережитые события юношеских лет. Один из его героев, старый музыкант Оскар, рассказывал друзьям: «Я слышал – не смейтесь! – Я отчетливо слышал, как облака звучали над землей, фаготы высвистывали бешеный танец и хлопали от ветра старые знамена. Я писал и слышал, как расцветала под этими пальцами легенда об иной жизни, где солнечные дали открываются одна за другой… Я понял, что значит восторг. Вы знаете это слово – восторг? Крикнул он и встал. – Я писал обо всем: о горечи любви и величии непередаваемого, о боге и вечной жажде перемен… мне говорили «Ваша музыка слишком фантастична и беспорядочна. Ваша музыка напыщенная. Поставить оперу трудно». Были, правда, редко, любезные отказы. Отказывают обычно по-хамски… Я побежденный, но я не сдался, ибо – я победитель». В эти строки начинающий писатель заключил свое литературное кредо – романтику, жизнь во всех ее проявлениях и борьбу до победного конца.
Повесть «Черное море», прототипом которой был А.Грин, создавалась в период 1935 – 36 годов в Севастополе и была опубликована в альманахе «Год XIX». "Черное море" - художественная энциклопедия побережья Черного моря.
«Северную повесть», о времени декабристов, Паустовский написал в 1937 году, первоначально напечатав ее в журнале «Знамя» под названием «Северные рассказы». По ней в 1960 году сняли замечательный кинофильм.
Глава 3
Перо на боевом посту
«Героизм, явление народное. Народ создает героев так же, как создает замечательные легенды, сказки, песни», - говорил Паустовский, это нашло подтверждение в годы Великой Отечественной войны. В 1941 году писатель стал корреспондентом «Красной звезды» на Южном фронте. Его очерки, рассказы отражали подвиг советского солдата на полях сражений и печатались в «Известиях», «Красной звезде», «Комсомольской правде и других газетах, а также в журналах: Огонек», «Смена» и др.
После передовой последовала эвакуация в Алма-Ату и работа в Советском Информбюро. Здесь же был выпущен сборник его рассказов «Наши дни».
Из Алма-Аты 9 октября 1941 года Константин Георгиевич писал другу Рувиму Фраерману: «Полтора месяца я пробыл на Южном фронте, почти все время, не считая трех-четырех дней, на линии огня... В половине августа вернулся я в Москву, где ТАСС, ввиду моего преклонного возраста, решил оставить меня в Москве (в аппарате ТАССа), а затем по требованию Комитета по делам искусств - и совсем отпустили для работы над пьесой для МХАТа … С большим трудом переехал в Алма-Ату… Работаю над пьесой. Живем у чудесного человека – казахского писателя Мухтара Ауэзова…».
Из Алма-Аты писатель неоднократно выезжал в Барнаул, куда был эвакуирован Московский камерный театр. Шла работа над пьесой Паустовского о борьбе советского народа с фашизмом - «Пока не остановится сердце». Премьера состоялась 4 апреля 1943 года. Главную роль исполнила Алиса Коонен.
Свои впечатления о спектакле писатель изложил в 1972 году в заметке «К тридцатилетию театра»: «Я рад, что мне пришлось работать для этого театра в первые годы Отечественной воны в тяжелых условиях эвакуации в Барнауле и на Алтае. Там, в Барнауле, в обледенелых залах театра, бывшего некогда тюремной церковью, в полной мере обнаружилось мужество, сила духа и величайшая преданность искусству, как Александра Яковлевича Таирова, так и коллектива театра».
Паустовский – непревзойденный мастер короткого военного рассказа. Например, в «Английской бритве», раскрыл звериную сущность фашистов, рассказав, как лейтенант вермахта «гуманно» расправился над двумя еврейскими ребятишками.
«…Лейтенант усадил мальчиков за стол, откупорил бутылку и налил четыре полных стакана водки.
- Тебя я не угощаю, Ахиллес, - сказал он парикмахеру. – Тебе придется брить меня вечером…
Лейтенант разжал мальчикам зубы и влил каждому в рот по полному стакану водки. Мальчики морщились, задыхались, слезы текли у них из глаз… Лейтенант влил детям в рот по второму стакану водки. Они отбивались, но лейтенант и летчик сжали им руки, лили водку медленно, следя за тем, чтобы мальчики выпивали ее до конца…
К ночи, - сказал парикмахер, задыхаясь, - они оба умерли. Они лежали маленькие и черные, как будто их спалила молния…».
Этот метод издевательства над детьми изверг назвал «мягким способом». Возмездие не заставило себя долго ждать, парикмахер убил экспериментатора.
Итог кровопролитной войне Паустовский подвел рассказом «Жизнь». В нем от имени первого лица рассказано о самом трудном периоде войны - лете 1941 года. Действие рассказа началось с бомбежки вражеским самолетом позиций наших войск, в степи под Тирасполем. Рядом разорвался снаряд.
«Вот, - подумал я, как бы разговаривая с осколком снаряда, - ты должен был убить меня. Только для этого тебя отливали, обтачивали, заряжали взрывчаткой. Но ты взял немного в сторону и не выполнил своей задачи».
«Осколок лежал на земле рядом с каким-то незнакомым мне простым цветком… Я потрогал стебелек, подумал: «Вот две жизни. Осколок – война, а цветок – это далекая сейчас для нас всех мирная жизнь, ради нее мы сражаемся, и ее мы носим в сердце…
Наш народ победил потому, что у него была за плечами большая и разумная жизнь, было счастье, была родная земля, любовь и труд, и еще потому, что мы, русские, - добрые и талантливые люди… Только большая любовь рождает неистребимую ненависть. Мы это испытали на собственном опыте. И в новую, послевоенную жизнь мы пришли более мудрыми и спокойными… Каждый из нас помнит до мельчайших подробностей день начала войны. Точно так же каждый помнит наступление победы… я проснулся от мальчишеского крика. Я прислушался. «Победа! Победа» Победа!» - звонко, задыхаясь, кричал кто-то снаружи.
Я вскочил, подошел к окну. Какой-то мальчик бежал по переулку, стуча в стены, в окна, кричал: «Вставайте, - победа! Война окончена! Вставайте!» В его голосе были явственно слышны слезы. Всюду за окнами вспыхивал свет и виднелись полуодетые, растерянные от счастья люди… И ясная мысль, что вот это все, все эти частицы жизни – это и есть незаметное начало счастливых времен, начало той второй, прекрасной жизни, которую мы так долго берегли в своем сознании в годы войны».
1943 год Константин Георгиевич вернулся из Алма-Аты в Москву и тут же приступил к работе над кинофильмом «Лермонтов», написав к нему сценарий.
Глава 4
Послевоенные годы
В период с 1945 по 1963 год Паустовский работал над главным своим произведением – «Повесть о жизни». Автор писал: «Вся моя жизнь с раннего детства до 1921 года описана в трех книгах «Далекие годы», «Беспокойная юность» и «Начало неведанного века». В дальнейшем к ним добавились еще три главы: «Время больших ожиданий», «Бросок на юг» и «Книга скитаний». В произведении изложен поиск смысла и обретение собственного Я в разные годы жизни.
Паустовский автор не только прозы, но и пьес, об одной сказано выше. «Поручик Лермонтов» был написан в 1940 году. Пьеса шла на сценах многих театров СССР, в том числе: Куйбышевском, Симферопольском, Тамбовском. «Перстенек» написан в 1947 году и был напечатан в 1956 году под названием «Стальное колечко» в седьмом номере журнала «Нева». «Наш современник» (Пушкин) был написан в 1949 году. Пьеса шла в Малом театре в Москве и других городах страны. В 1951 году она вышла на польском языке в Варшаве отдельным изданием.
«Каждая книга – это собрание людей разных возрастов, национальностей, занятий, характеров и поступков», - любил повторять Константин Георгиевич. Его постоянно интересовала жизнь выдающихся людей, ставших гордостью своих народов. Он написал повести о Левитане, Кипренском и Тарасе Шевченко. Отвел в своих романах, повестях, рассказах и очерках главы о Ленине, Горьком, Чайковском, Чехове, лейтенанте Шмидте, Викторе Гюго, Блоке, Пушкине, Христиане Андерсене, Мопассане, Флобере, Багрицком, Лермонтове, Моцарте, Гоголе, Врубеле, Диккенсе и Эдгаре По. Однако главными действующими лицами большинства его произведений были люди труда: пастухи, паромщики, бакенщики, рыбаки, лесные объездчики, ремесленники, моряки, рабочие и, конечно же, - дети. Не забыта и трудовая интеллигенция. Все герои, обладая несхожестью характеров и судеб, наделены писателем общим качеством, – душевной щедростью, так необходимой для противостояния насилию, эгоизму, сохранив при этом способность мечтать и радоваться жизни.
Язык произведений писателя изысканный, четкий, многообразный, красочный, не терпящий вульгаризации. Статья «Поэзия прозы» от 1953 года посвящена русскому языку: «… Нам дан во владение самый богатый, меткий, могучий и поистине волшебный русский язык… По отношению каждого человека к своему языку можно совершенно точно судить не только о его культурном уровне, но и его гражданской ценности. Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к своему языку – дикарь. Он вредоносен по самой своей сути потому, что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа. Мы приняли в дар блистательный и неслыханно богатый язык наших классиков. Мы знаем могучие народные истоки русского языка… сейчас в русском языке идет двоякий процесс: законного и быстрого обогащения языка за счет новых форм жизни и новых понятий и рядом с этим заметное обеднение, или, вернее, засорение языка. Наш прекрасный, звучный, гибкий язык лишают красок, образности, приближают его к языку бюрократических канцелярий или к языку пресловутого телеграфиста Ять. Каковы же признаки обеднения языка? Прежде всего - иностранщины…». Это актуально и для нашего времени!
Знаменателен автобиографический очерк «Несколько отрывочных мыслей», который автор согласился написать вместо предисловия к шеститомному изданию своих произведений, выпущенному в 1958 году, лишь потому: «… что писатель все же лучше знает себя, чем критики и литературоведы…». В очерке Константин Георгиевич изложил краткий свой путь к вершине большой литературы
До Паустовского никто из писателей не касался своей творческой «кухни» и потому читатель видел в них что-то божественное, необыкновенное. «Золотая роза», написанная зимой 1955 года в Дубне и Рижском взморье - произведение о «… прекрасной сущности писательского труда», открыла завесу таинственности и стала полезной для начинающих писателей, да и тем, кому интересны творческие муки. О русском языке в «Золотой розе» автор сказал: «Тот народ, который создал такой язык, - поистине великий и счастливый народ». Впервые эта работа вышла в журнале «Октябрь» №9, а отдельной книгой - в следующем году.
Интересная судьба романа «Дым отечества», рукопись которого была утеряна в 1944 году, но сохранилась лишь одна глава. «Это роман, - по словам автор, - о нашей интеллигенции в канун и во время минувшей войны, о ее преданности Родине, ее мужестве, ее испытаниях и размышлениях и о тех неумирающих жизненных явлениях, какие мы называем «личной жизнью», забывая подчас, что нет и не может быть личной жизни вне своего времени и вне общей жизни страны и народа».
В 1963 году в калужском издательстве вышла книжка «Потерянные романы», в которую была включены и оставшиеся страницы «Дыма отечества». Спустя время автор получил от читательницы из Казани письмо, в котором та сообщала, что, работая в Государственном литературном архиве, обнаружила утерянную рукопись романа. «Я очень благодарен ей. Вообще читатели у нас удивительные – благодарные, строгие и немедленно отзывающиеся на все, что происходит в нашей литературе…».
Паустовский считал, что «У каждого писателя своя манера жить и писать. Что касается меня, то для плодотворной работы мне нужны две вещи: поездки по стране и сосредоточенность. Написал я за свою жизнь как будто много, но меня не покидает ощущение, что все написанное только начало, а вся настоящая работа еще впереди. Это довольно нереальная мысль, если принять во внимание мой возраст».
Действительно в путешествиях писатель провел, наверное, большую часть своей жизни: «За годы своей писательской жизни я был на Кольском полуострове, изъездил Кавказ и Украину, Волгу, Каму, Дон, Днепр, Оку и Десну, Ладожское и Онежское озера, был в Средней Азии, на Алтае, в Сибири, на чудесном нашем северо-западе - в Пскове, Новгороде, Витебске, в пушкинском Михайловском, в Эстонии, Латвии, Литве, Белоруссии... В послевоенные годы я много ездил по Западу - был в Польше, Чехословакии, Болгарии, Турции, Италии, - жил на острове Капри, в Турине, Риме, в Париже и на юге Франции - в Авиньоне и Арле. Был в Англии, Бельгии - в Брюсселе и Стенде, - Голландии, Швеции и мимоходом еще в других странах». Результатом заграничных поездок стали рассказы и путевые очерки: «Итальянские встречи», «Мимолетный Париж», «Огни Ла-Манша» и др.
Глава 5
Певец Мещеры
Объездив многие края Советского Союза, Константину Георгиевичу пришлась по сердцу Средняя Россия. «Она завладела мною сразу и навсегда. Я ощутил ее как свою настоящую, давнюю родину и почувствовал себя русским до последней прожилки. С тех пор я не знаю ничего близкого мне, чем наши простые русские люди, и ничего более прекрасного, чем наша земля… Средней России – и только ей Я обязан большинством написанных мною вещей: «Мещерская сторона», «Исаак Левитан», «Повесть о лесах», цикл рассказов «Летние дни», «Старый челн» и др.».
Мещерский край – это лесистая низменность между Рязанью и Владимиром. «В Мещерском крае, - отметил Константин Георгиевич, - нет обыкновенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха. Но все же край этот обладает большой притягательной силой. Он очень скромен – так же, как картины Левитана. Но в них, как и этих картинах, заключена вся прелесть и все незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы… и знакомые нам под всеми широтами звезды». Здесь в разные годы побывали писатели: Р.Фраерман, А.Роскин, А.Гайдар, В.Гроссман, К.Симонов, А.Платонов и многие другие.
В 1955 году Паустовский купил небольшой домик в Тарусе, называя ее «местом плодотворного вдохновения», а жителей «талантливыми и неожиданными, трудолюбивыми и острыми на язык». К нему часто приезжали друзья и заходили со своими проблемами тарусяне, находя в беседах с писателем ответы на нерешенные вопросы.
Писателя можно по-праву называть мещерским поэтом в прозе, что подтверждают рассказы: «Старый челн», «Ночь в октябре»», «Телеграмма», «Кордон 273», «Во глубине России» и ряд других, а также цикл рассказов «Летние дни». Рассказ "Разговор на речном катере" - признание любви писателя к русской природе и России.
В Мещере «… до конца я понял, что значит любовь к своей земле, к каждой заросшей гусиной травой колее дороги, к каждой старой ветле, к каждой чистой лужице, где отражается прозрачный серп месяца, к каждому пересвисту птицы в лесной тишине. Ничто так не обогатило меня, как этот скромный и тихий край. Там впервые я понял, что образность и волшебность (по словам Тургенева) русского языка неуловимым образом связаны с природой, с бормотаньем родников, криком журавлиных стай, с угасающими закатами, отдаленной песней девушек в лугах и тянущим издалека дымком от костра… этот край стал второй моей родиной».
В этом крае писатель черпал не только вдохновение от природы, но и духовные силы, знакомясь с удивительными людьми, их языком, обычаями, необыкновенной добротой и открытостью, присущими русским людям глубинки.
В повести «О лесах» в «Скрипучих половицах» автор выступает как эколог, эмоционально рассуждая о защите кра… Продолжение »