ТРИБУН РЕВОЛЮЦИИ

"В нас во всех будет жить Маяковский, как жизнь, как свет, как поборник жизни и мира". Мария Майерова (Чехословакия).

Когда-то Марина Цветаева сказала о Маяковском: "Во-первых: когда мы говорим о поэте – дай нам бог помнить о веке. Второе и обратное: говоря о данном поэте, Маяковском, придется помнить не только о веке, нам непрестанно придется помнить на век вперед. Эта вакансия: первого в мире поэта масс – так скоро не заполнится. И оборачиваться на Маяковского нам, а может быть, и нашим внукам, придется не на зад, а вперед… Маяковский ушагал далеко за нашу современность и где-то, за каким-то поворотом, долго еще будет нас ждать".

1

19 июня 1893 года в семье лесничего Владимира Константиновича Маяковского в день своего рождения родился сын, названный Владимиром. В семье была дочь Людмила, сын Костя, умерший в раннем детстве и младшая дочь Ольга.

Владимира Константиновича Маяковского, происхождением из разорившихся дворян, как знающего грузинский язык, в 1889 году назначили лесничим в глухое селение Багдади, расположенное в Западной Грузии. Квартирой Маяковских стал небольшой дом. Одну из трех комнат он занял под рабочий кабинет, а в остальных разместилась семья.

Грамотный, принципиальный, общительный с веселым нравом он полюбился местному населению и немногочисленной интеллигенции села. Вспыльчивость, горячность, впечатлительность Владимир унаследует от отца.

Мать, Александра Александровна тоже из небогатого сословия, в противоположность экспансивному мужу, обладала большой волей и выдержкой. В молодости хорошо рисовала, писала стихи, училась французскому, и полученные знания старалась передать детям.

В журнале "Родина", который выписывал отец, Владимир любил рассматривать иллюстрации картин Шишкина, Верещагина, Маковского и сам пробовал рисовать, но это вскоре наскучило.

Когда Владимиру исполнилось семь лет, он вместе с матерью переехал в Кутаиси, куда перевелась из тифлисского пансиона сестра Ольга. В мае 1902 года он выдержал экзамен в старший подготовительный класс кутаисской классической гимназии. Учился хорошо, увлекался чтением Жюля Верна, Ф. Купера, Майн Рида. В сборниках "Знание" зачитывался Гоголем, Чеховым, Горьким, Куприным, Лесковым, Гаршиными.

В гимназии подросток вновь вернулся к рисованию, но не пейзажей, а  юмористических рисунков. Сестра Людмила отметила их хорошую сторону и предложила брату вместе посещать бесплатные уроки рисования у профессионального художника А.Краснухина, обнаруживший у него определенный талант. Это отметил и учитель рисования В.А.Баланчивадзе. Сестре Людмиле в Москву брат писал: " … я рисую, и, слава богу, у нас теперь хороший учитель рисования". Шаржи и карикатуры Владимира содержали насыщенную сатиру на преподавателей, дирекцию, инспекторов, а это вызывало их недовольство.

Из-за нехватки средств на учебу детей, Владимир Константинович подал прошение на имя директора гимназии, чтобы сына освободили от оплаты за учебу. "На самом скромном моем содержании, - говорилось в бумаге, - без всяких других подсобных средств, мне приходится воспитывать на отлете от места пребывания троих детей, что при получаемых средствах страшно чувствительно…". Просьба осталась без внимания.

Особое место в жизни Владимира занимало посещение кружка кутаисских социал-демократов, среди которых он оказался самым молодым

Революционные события 1905 года не обошли Кутаиси. Среди демонстрантов, выражающих протест против царского режима, находился и двенадцатилетний Владимир Маяковский. Много лет спустя, он расскажет режиссеру Николаю Шенгелая: "…Казаки лупили меня нагайками со всеми. Это было первое мое крещение, как революционера и агитатора"… "прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков".

Театр - одна из страстей юноши Маяковского. Кутаисский театр считался демократичным, и, кроме пьес грузинских авторов, ставил Шекспира, Шиллера, Гюго, Горького. Особое удовольствие Владимир получал от спектаклей с участием приезжих столичных знаменитостей: М.Савиной, В.Комиссаржевской, П.Орленева, братьев Одельгейм.

В 1905 году на каникулы из Москвы приехала старшая сестра Людмила и удивилась переменам, произошедшим в брате: подрос, возмужал и стал рассуждать по-мужски, особенно в вопросах политики. Поскольку она в Москве изучала Плеханова, Лассаля, Маркса, Энгельса и др. философов, то знаниями делилась с Владимиром и сестрой Ольгой.

Ниже в тексте будет цитироваться краткая автобиография Маяковского "Я сам", написанная им в 1922 году.

Запись первая: " Тема. Я – поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Люблю ли я, или я азартный, о красотах кавказской природы также – только если это осталось словом".

Из автобиографии: "Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне должные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Это было революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в человеке".

После отъезда сестры в Москву, Владимиру захотелось в столицу, где готовилась революция. "Над лесами горы, - вспоминал он. – Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось – это Россия. Тянуло туда невероятнейше".

Осенью 1905 года брат писал сестре в Москву: "Дорогая Люда!.. У нас была пятидневная забастовка, а после была гимназия закрыта на четыре дня, так как мы пели в церкви "Марсельезу". В Кутаиси 15-го ожидаются беспорядки… По газетам видно, что и у вас большие беспорядки".

Младшая сестра Ольга тоже приобщалась к революции. В письме Людмиле делилась своей тайной: "У нас в гимназии ученицы составляли кружки с.-демократок и революционерок… Я тоже примкнула к одному из таких кружков учениц 6-го класса… Сейчас мы проходим "Труд и капитал", а потом будем разбирать "Экономические беседы" Карышева. Если тебе не трудно, то привези или пришли мне эти книги… Вчера днем я с Володей была в театре. Какой-то приезжий русский читал "Что такое политическая свобода". Он читал очень хорошо, и я все поняла…".

"Меня ввели в марксистский кружок", - из автобиографии поэта.

Царское правительство делало все, чтобы посеять межнациональную рознь и препятствовать революционному движению в России. По поводу армяно-татарской рези в Баку осенью 1905 года М.Горький в Бакинской газете  "Каспий" писал: "… Паразиты чувствуют, что наступает их агония… Они открыто науськивают, как собак, русских на евреев, поляков на финнов, татар на армян и грузин, отупевшего от голода, забитого мужика на студентов и даже на детей!   И все, у кого разум светел, чья воля не поддается порабощению, должны соединиться в одну семью для борьбы с этой злою бессмысленной силой, которая одинаково давит всех…".

О событиях в Кутаиси Владимир сообщал Людмиле: "Кутаиси тоже вооружается… Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечный комитет".

Невосполнимую утрату понесла семья Маяковских в 1905 году. От заражения крови скоропостижно скончался Владимир Константинович. После такого горя сын всю жизнь будет бояться иголок, булавок, заколок, к тому же, появится страх заразиться какой-нибудь инфекцией.

Как единственный мужчина, оставшийся в доме, тринадцатилетний Владимир взял на себя хлопоты похорон и, как мог, успокаивал мать и сестру Ольгу. Людмила приехала позже.

Оставаться в Кутаиси и жить на 10 рулей пенсии за мужа, не было смысла. Александра Александровна решила переехать в Москву.

К этому времени Владимира перевели в четвертый класс. Учился неважно: математику и иностранный усваивал с трудом, а по-русски писал с ошибками.

О спешности отъезда, Людмила Владимировна вспоминала: "Всей семьей стали лихорадочно собираться. На что мы надеялись? Существенной помощи ждать не от кого… Все надежды на свои силы, молодость, способности и упорство. Продали вещи, на это живем. Перебрались в одну комнату к соседям. Хлопочем о разных делах, занимаем у знакомых рублей двести и в конце июля едем в Москву. В эти дни сомнений и трудностей Володя много волновался, все спрашивал: " Ну как, едем?"

2

Неприветливой оказалась столица для Маяковских. "Сняли комнату на Бронной, - писал в автобиографии Маяковский. – Маме пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты. Помню – первый передо мной "большевик" Вася Канделаки".

Меня

Москва душила в объятиях

Кольцом своих бесконечных садовых.

В четвертом классе 5-ой классической гимназии новичка встретили холодно. Никто из них так и не стал другом Владимира, тем более, что они интересовались развлечениями, а он идеями революции.

Из автобиографии: "Беллетристику не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм.. Нет произведения искусств, которыми бы я увлекался более чем "предисловием" Маркса. Из комнат студентов шла нелегальщина… Помню отчетливо синенькую ленинскую "Две тактики". Нравилось, что книга срезана до букв. Для нелегального просовывания. Эстетика максимальной экономики".

Политика, политикой, а учеба должна стоять на первом месте. Сыну мать часто напоминала, что без знаний ничего не добьешься в жизни, на что он отвечал: "Вы что же, мама, хотите, чтобы я был инженером, или доктором, или юристом? Я таким не буду, как все".

За неуспеваемость ему грозило исключение из гимназии. Совмещать учебу с партийной работой было трудно, и Владимир заявил матери: "Будет хуже, если меня арестуют, исключат из гимназии без права поступления в другие учебные заведения". Взвесив свои возможности, он решил оставить учебу и полностью включиться в партийную работу, тем более, что имел талант организатора. 1 марта 1908 года Александра Александровна подала заявление на имя директора об освобождении сына от занятий.

Из биографии. "В 1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Пропагандист. Пошел к булочникам, потом к сапожникам и, наконец, к типографщикам. На общегородской конференции выбрали в МК…".

В апреле этого года пятнадцатилетнего агитатора арестовали в подпольной типографии Трифонова со свёртками газет: "Рабочее знамя" и "Солдатской газеты". Следователь сделал заключение: "…приняв во внимание возраст Владимира Маяковского, ограничиться в отношении его менее строгой мерой пресечения – отдать под особый надзор полиции по месту жительства".

В полицейских документах Маяковский проходил под кличкой "Высокий". Из докладной филеров Виноградова и Шаркова: "Высокий" прожив, в доме на Ново-Слободской. В 11 ч. 50 м. утром вышел из дома, сел в трамвай и отправился в  городские номера по Никольской улице, где пробыл 50 мин., вышел и пошел в дом графа Сумарокова-Эльстона по проезду Тверского бульвара в парадн., где контора типографии градоначальника, скоро вышел, имея при себе небольшие листочки в виде листа почтовой бумаги, свернул, положил в карман, дойдя до М.Дмитровки, сел в трамвай и вернулся домой… ".

Москва была дорогим городом. Средств у Маяковских не хватало. На лето переехали за город. О том, как жилось Владимиру в Петровско-Разумовском на "даче", с его слов записал Н.Асеев летом 1908 года: "Установил режим. Пять фунтов копченой "железной" колбасы – по тридцать пять копеек фунт; десять связок баранок – по гривеннику связка. Остальное дополнялось случайными заработками по продаже изделий выжигательных и рисовальных. Колбаса подвешивалась под потолок от крыс. Баранки висели там же. На колбасе делались зарубки: полвершка и две баранки на завтрак, вершок на обед, полвершка на ужин. Но иногда аппетит просыпался неуемно. И тогда съедался и обед, и ужин и завтрак суток за трое сразу".

Сознавая, что знания необходимы, Маяковский засел за учебники, чтобы экстерном сдать экзамены на аттестат зрелости, но терпения не хватило. Тогда сестра Людмила посоветовала ему поступать в Строгановское училище, где училась сама. Не без ее помощи, Владимира приняли в подготовительный класс декоративных мастерских, с тем, чтобы выявить его художественные способности.

В начале января 1909 года Маяковский написал заявление на имя директора строгановки с просьбой разрешить ему сдать экзамены по общеобразовательным предметам, но замысел не осуществился. Его арестовали и посадили в Сущевскую часть за то, что при обыске в квартире среди личных вещей нашли браунинг, к тому же по полицейским сведениям Маяковский: "… был членом Московского комитета РСДРП и имел непосредственное отношение к тайной типографии этой партии, арестованной 29 марта 1908г. в доме Коноплина… где и был задержан полицейской засадой…".

Полтора месяца арестованный провел в заключение. История с браунингом разрешилась неожиданно просто. Старый знакомый семьи Маяковских, почтовский служащий Махмут-Беков, арестованный по делу типографии, завяли на следствии, что это его оружие. Маяковского отпустили, и он приступил к занятиям в Строгановском училище, но долго учиться не пришлось, т.к. арестовали вновь и посадили в Басманный участок, затем перевели в Мясницкий полицейский дом, а оттуда в Бутырскую тюрьму в камеру одиночку без права на прогулки. Находясь в тюрьмах, Маяковский много читал, и, как записал в автобиографии: "Отчитав современников, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга "Анна Каренина". Не дочитал… Так и не знаю, чем у них там, у Карениных, история закончилась".

9 сентября 1909г. состоялся суд. На нем подозреваемый отрицал свою причастность к типографии и никого из друзей не выдал. Не найдя вины подсудимого в этом деле, ему выдвинули обвинение в причастности к побегу 1 июля 1909г. из московской женской Новинской тюрьмы тринадцати женщин политических заключенных и смотрительницы. Семья Маяковских была причастна к этому: шила для беглянок гражданские платья и смолила канаты, по которым они из камеры спустились на землю.

Несмотря на несовершеннолетие подсудимого, был вынесли вердикт: "Высылка под гласный контроль полиции в Нарымский край Томской губернии сроком на три года".

Александра Алексеевна срочно выехала в Петербург хлопотать о смягчении приговора. И добилась своего. 10 января 1910 года Владимира освободили из-под ареста. Выходя из Бутырок, надзиратель отобрал у него тетрадь стихотворений, написанных в заключении. Поскольку форма стихов не удовлетворяла автора, то он мало сожалел об утрате. Из автобиографии: "Спасибо надзирателям, при выходе – отобрали. А то б еще напечатал".

Однако пропавшие стихи он посчитает отправной вехой своего творчества. В 1919 году он выпустил сборник "Все сочинения Владимира Маяковского" с указанием дат: 1909 – 1919 годы.

3

Мысль стать художником не оставляла Маяковского. В средине 1910 года он поступил в студию художника П.И.Келина с тем, чтобы подготовиться к экзаменам в московское училище живописи, ваяния и зодчества. Лишь со второй попытки ему удалось поступить в число учеников фигурного класса.

Из автобиографии: "Сидел на "голове" год. Поступил в училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо".

Знаковой для Маяковского стала встреча в училище с художником-кубистом – Давидом Бурлюком.

Из автобиографии: "В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались… Потом помирились".

Новый знакомый назвал Маяковского "диким самородком", который читал по памяти "… большие отрывки прозы, в том числе мог читать целые страницы из "Капитала" Маркса наизусть". Что-то подсказало Д.Бурлюку, что "самородок" станет знаменитым поэтом.

Из автобиографии: "Днем у меня вышло стихотворение. Вернее – куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь, Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю – это один мой знакомый… Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: "Да это же вы написали! Да вы же гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом… Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: "Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский". Толкаю. Но Бурлюк не приклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: "Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупое положение". Пришлось писать".

Маяковский считал Д.Бурлюка своим учителем, но с оговоркой: "У Давида гнев обогнавшего современников мастера, у меня – пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старя". Именно "пафос социалиста" позволил поэту с радостью встретить Октябрьскую революцию и все свое творчество посвятить ей.

Поэтический дебют стихотворениями "Ночь" и "Утро" состоялся у Маяковского в начале 1913 года в футуристическом журнале "Пощечина". С этого времени автор стал публично выступать вместе с футуристами: Д.Бурлюком и В.Хлебниковым. Вместе с ними он создавал и подписал манифест футуристов, названный "Пощечина общественному вкусу".

Футуризм – одно из течений в литературе, возникшее в начале XX века в России. Родоначальником его был В.Хлебников, который полагал, что надо: "… Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращения славянских слов, одно в другое – свободно плавить славянские слова, - вот мое первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз".

Футуристы отрицали в искусстве содержание, а главное для них – форма. С этим постулатом они объявили войну всему искусству, как прошлому, так и настоящему. Их манифест призывал: "Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч, и проч. С Парохода Современности".

Д.Бурлюк утверждал: "Вчера мы не имели искусства – сегодня у нас есть искусство. Вчера оно было средством, сегодня оно стало целью. Живопись стала преследовать лишь живописные задачи. Она стала жить для себя…. Жирные буржуа оставили художника своим позорным вниманием, а вот маг и чародей имеет возможность уйти к заоблачным тайнам своего искусства".

Философ Г.В.Плеханова писал в статье "Искусство общественной жизни", опубликованной в журнале "Современник": "Нынешние "Новаторы" в искусстве не удовлетворяются тем, что было создано их предшественниками. В этом нет ровно ничего плохого. Напротив: стремление к новому, очень часто бывает источником прогресса. Не всякий находит нечто действительно ново новое, кто ищет его. Новое надо иметь искать. Кто слеп к новым учениям общественной жизни, для кого нет другой реальности, кроме его "Я", тот в поисках "нового" не найдет ничего, кроме нового вздора".

Свой внешний вид времен футуризма Маяковский описал в автобиографии: "Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы – гнуснейшего вида. Испытанный способ - украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке – галстук. Очевидно – увеличишь галстук, увеличится фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук. Впечатление неотразимое".

4

Как увлекающаяся натура, Маяковский отодвинул занятия в училище живописи на задний план и все цело отдался сочинительству. У него выработалась манера писать стихи на ходу, что помогало отработать их ритм в соразмерности его шага и высокого роста. Возникшие, он записывал на клочках бумаги, папиросных пачках, позже в записных книжках, которые постоянно носил при себе.

Круг знакомых Маяковского составляли люди искусства, с которыми он часто вступал в полемику. В суждениях часто бывал категоричным, доходя до грубостей. Это же прослеживалось и в стихотворениях, касающихся "жирных в жизни", например, в "Нате!".

А если сегодня мне, грубому гунну,

Кривляться пред вам не захочется – и вот

Я захохочу и радостно плюну,

Плюну в лицо вам,

Я - бесценных слов транжир и мот.

Внешне самоуверенный, бесцеремонный, грубоватый, он в душе оставался ранимым и одиноким человеком. В стихотворении "Несколько слов обо мне самом" звучит.

Я одинок, как последний глаз

У идущего к слепым человека.

В июне 1913 года вышел сборник стихов Маяковского под названием "Я" в количестве 300 экземпляров, Влияние футуристов явно присутствовало в этом издании, но тираж вскоре раскупили.

О своих ранних стихах поэт скажет: "Нужно сказать, что эти вещи наиболее запутанные, и они чаще всего вызывали разговоры о том, что они непонятны. Поэтому во всех дальнейших вещах вопрос о понятии уже встал передо мной самим, и я старался делать вещи уже так, чтобы они доходили до возможно большего количества слушателей".

В 1913 году Маяковский начал писать трагедию, которая не имела первоначального названия и лишь к осени она стала "Владимир Маяковский". Смысл её, по мнению автора, заключается в следующем: "Ненависть к искусству вчерашнего дня, к неврастении, культивированной краской, стихом, рампой, ничем не доказанной необходимостью выявления крошечных переживаний уходящих от жизни людей, заставляет меня выдвигать в доказательство неизбежности признания наших идей не лирический пафос, а точную науку, исследование взаимоотношений искусства и жизни". Действующими лицами трагедии стали: Поэт, его знакомая, старик с черными сухими кошками, человек без глаза и ноги, человек без уха, человек без головы… женщина со слезинкой, женщина со слезой, женщина со слезищей, газетчики, мальчики, девочки.

В средине ноября этого года двадцатилетний Маяковский выехал в Петербург для постановки трагедии, участвуя в ней как главное действующее лицо и режиссер. Премьера прошла в "Луна-Парке".

Поэт вышел на сцену без грима, в длинном пальто, цилиндре и тростью в руке. В зале во множестве сидели "жирные", интеллигентов, студентов и учащихся были единицы. Подойдя к рампе, он прочитал пролог со словами:

Небо плачет

безудержно,

звонко;

а у облачка гримаска на морщинке ротика,

как будто женщина ждала ребенка,

а бог подкинул ей идиотика…

По ходу действия в зале раздавались свисты, улюлюкания, топот. Свое впечатление о спектакле высказал литератор А.А.Мгебров, присутствующий в зале. "Публика пробовала смеяться, но смех обрывался. Почему? Да потому, что все не было вовсе смешно, - это было жутко. Мало кто из сидящих в зале мог бы осознать и объяснить это. Если я пришел требовать зрелища, непременно богатого, непременно смешного, если я пришел издеваться над паяцем и вдруг этот паяц серьезно заговорит обо мне, смех застынет на устах. И когда с первого мгновения замолк смех, - сразу почувствовалось настороженность зрительного зала, и настороженность неприятная".

Их автобиографии: "Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки… Это время завершилось трагедией "Владимир Маяковский"… Просвистели ее до дырок".

Провал трагедии не отразился на авторитете Маяковского как поэта, а даже – возвысил.

Как пропагандисты футуризма, с декабря 1913 года по март следующего года В.Маяковский, Д.Бурлюк и В.В.Каменский отправились по России. Газетные отчеты чаще всего пестрели издевательствами в их адрес, да и полиция интересовалась путешественниками. Так, гродненский губернатор обратился с запросом к московскому градоначальнику: "прошу ваше превосходительство не отказать сообщить мне о возможно непродолжительном времени сведения о политическом направлении московских футуристов Давида Давидовича Бурлюка, Владимира Владимировича Маяковского и Василия Васильевича Каменского… Сведения эти необходимы на предмет разрешения названным лицам устроить "поэзо-концерты". Концерт не состоялся.

Объездив 16 городов, тройка прибыла в Тифлис. Один присутствующих вспоминал выступление Маяковского: "Его речь опиралась на образы, на сравнения, неожиданные и меткие. Даже самые враждебно настроенные или равнодушные подчинялись этой играющей звуками волне голоса. Особенно когда речь Маяковского, сама по себе ритмичная, естественно переходила в стихи. Он поднимал перед аудиторией стихотворные образы, знакомя слушателей с новой поэзией. В тот вечер он читал "Тиану" Северянина, придавая этой пустой пьесе окраску трагедии. И вообще, не понятный, ни на чем не обоснованный, опровергаемый его молодостью, его удачливой смелостью, но все же явно ощутимый трагизм пронизывал всего Маяковского. И, может, это и выделяло его из всех. И так привлекало к нему".

Маяковский читал свои стиха, а также отрывки из трагедии других авторов, участвовал в диспутах, делал доклады, в которых призывал слушателей к "динамическому пониманию истории и эстетики", что противоречило программе футуристов. Таким образом, поэт подходил к распутью: или футуристы, или революционный путь? В конечном итоге поэт отмежевался от них.

5

1 августа 1914 года Германия объявила войну России.

Свое восприятие войны поэт лаконично записал в автобиографии: "Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Стихотворение "Война объявлена". Рисование заказных плакатов".

Лубки-плакаты Маяковского на военную тематику ничем не отличались от подобной продукции других художников, но стихотворения имели иной смысл, о чем говорят строки из "Война объявлена":

Газетчики надрывались: "Купите вечернюю!

Италия! Германия! Австрия!

А из ночи, мрачно очерченной чернью,

Багровой крови лилась и лилась струя…".

Правда, вначале войны были и такие строки:

У Вильгельма Гогенцоллерна

Размалюем рожу колерно.

Наша пика – то же кисть,

Если смажем – ну-ка счисть.

В октябре 1914 года Маяковский обратился к московскому градоначальнику с просьбой выдать "свидетельство о благонадежности, чтобы вступить добровольцем в действующую армию", но получил отказ.

Неудачи русской армии на фронтах сбавили накал "патриотизма" среди интеллигенции. Коснулось это и Маяковского. Он писал: "Вдумайтесь только во всю злобу, весь ужас нашего существования: живет десяток мечтателей, какой-то дьявольской интуицией провидит, что сегодняшний покой – только бессмысленный завтрак на подожженном пороховом погребе… ведь в прошлом году в моей трагедии я дал тот самый бунт вещей, который сегодня подмечен Уэллсом, а в ответ – выкормленный старческий стишок: "о розах надо писать, о соловьях, о женщинах…".

Ярким антивоенным стихотворением поэта стало "Вам, которые в тылу", прочитанное в петербургском кабачке "Бродячая собака", где собиралась богема и пресыщенная жизнью буржуазия. Автор бросил им в лицо:

Вам, проживающим за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представлениях к Георгию

вычитывать из столпцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться, лучше как,-

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?

После паузы раздался возмущенный голос дамы в бриллиантах. Об этом вспоминала Т.Толстая-Вечорка: "Такой молодой, здоровый… Чем такие мерзкие стихи писать, шел бы на фронт!

Поэт отпарировал: "Недавно во Франции один из известных писателей выразил желание ехать на фронт. Ему поднесли золотое перо и пожелание: останьтесь, ваше перо нужнее родине, чем шпага".

Дама: "Ваше перо никому, никому не нужно!"

Поэт: "Мадам, не о вас идет речь, вам перья нужны только на шляпу".

О манере Маяковского выступать публично вспоминал А.Н.Тихонов: "В молодости Маяковскому нравилось дразнить с эстрады буржуев. Его стихи и дерзкие выходки действовали на них, как красная мулета на быка. Этим он занимался в тот вечер, когда его слушал Горький в подвале "Бродячая собака".

После вечера Горький сказал: "Зря разоряется по пустякам! Такой талант! Грубоват? Это от застенчивости. Знаю по себе. Надо бы с ним познакомиться поближе".

С 1915 года Маяковский активно сотрудничал в журнале "Новый сатирикон", дебютируя в нем стихотворением "Судья".

Название журнала предполагало выпуск на своих страницах любой сатиры, но только не политической. На его страницах часто звучали призывы: "Война до победного конца!" В стихотворении "Гимн обеду", предложенном поэтом редакции были иные мотивы.

Слава вам, идущие обедать миллионы!

И уже успевшие наесться тысячи!

Выдумавшие каши, бифштексы, бульоны

И тысячи блюдищ всяческой пищи…

Лежи спокойно, безглазый, безухий,

с куском пирога в руке,

а дети твои у тебя на брюхе

будут играть в крокет…

Разность взглядов на происходящие события в стране, не могли не сказаться отрицательным образом на отношения поэта с редактором и коллегами. Так сатириконец А.Бухов в "Журнале журналов" писал о Маяковском, который "заметен только в хорошем издании, где все пишут грамотно и талантливо, заметен, как чирей на здоровом теле".

Поэт отвечал: "Я организую дураков, теперь им, по крайней мере, есть вокруг кого объединиться во всероссийском масштабе: на ругне Маяковского. Можно им даже выслать специальные отличительные значки вроде дворницких блях – пусть носят".

О сатире Маяковского литературовед И.Эвентов сказал: "Впитывая лучшие традиции классической и фольклорной сатиры, ощущаю близкую связь с сатирической поэзией 1905 – 1907гг. и так или иначе используя ее элементы, Маяковский в тоже время по-своему воспринимал все явления и давал каждому предмету свою трактовку. Маяковский творил новое искусство, и каждый элемент, заимствованный из другой системы, приобретал в его творчестве совершенно новое поэтическое звучание".

Поэт для своего творчества всегда искал что-то новое, необычное для слуха, которое могло не только привлечь внимание читателя и заинтересовать его. Потребность манипулировать словами в стихах, из двух делать одно более звучащее, сокращать, вытягивать, менять буквы в словах, придавая им новое звучание и силу – неотъемлемая часть творческой лаборатории поэта. В конце концов, выбрал стиль неподражаемой лесенкой, потом названной "Маяковской".

6

Из-за денежных затруднений в начале 1915 года Маяковский уехал из Москвы в Петербург, а летом поселился в дачном поселке Куоккала неподалеку от знаменитой дачи художника И.Е.Репина.

Из автобиографии: "Установил семь обеденных знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, понедельник Евреинова и т.д. В четверг было хуже – ел репинские травки. Для футуриста ростом в сажень – это не дело. Вечерами шатаюсь пляжем. Пишу "Облако"". (Первоначально оно называлось "Тринадцатый апостол").

О том, как поэт его сочинял, К.И.Чуковский вспоминал: "Куоккала… Там на пляже торчат из воды валуны… По этим камням и зашагал Маяковский. Иногда он останавливался, закуривая папиросу, задумывался, иногда пускался вскачь, с камня на камень… Но чаще всего шагал, как лунатик, неторопливой походкой расставляя огромные ноги в американских ботинках и ни на миг не переставая вести сам с собой сосредоточенный и тихий разговор. Так он сочинял свою новую поэму "Тринадцатый апостол", и это продолжалось часов пять ежедневно".

Летом поэма была закончена, но чиновникам от литературы не понравилось название. Автор позже вспоминал: "… Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: "Что вы, на каторгу захотели?" Я сказал, что ни в коем случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц и заглавие. Это - вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили – как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах". Эта книжка касалась тогдашней литературы, тогдашних писателей, тогдашней религии, и она вышла под таким заглавием. Люди почти не покупали ее, потому что главные потребители стихов были барышни и барыни, а они не могли покупать из-за заглавия. Если спрашивали "Облако", у них спрашивали "в штанах"? При этом они бежали, потому что нехорошее заглавие…".

"Облако" содержало в себе критику капитализма и предвещало грядущую революцию в России. Поэма состоит из четырех частей: "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой ваш строй!", "Долой вашу религию!".

В четвертой части поэт обращается к Богу.

Я думал – ты всесильный божище,

а ты недоучка, крохотный божик.

Видишь, я нагибаюсь,

из-за голенища

достаю сапожный ножик.

Крылатые прохвосты!

Жмитесь в раю!

Ерошьте перышки в испуганной тряске!

Я тебя, пропахшего ладаном раскрою

Отсюда до Аляски!

На квартире Бриков в Петрограде Маяковский прочитал поэму "Облако в штанах", которая понравилась хозяевам.

Из биографии: "С печатанием еще хуже… Один Брик радует. Покупает все мои стихи по 50 копеек строку. Напечатал "Флейту позвоночника" и "Облако". Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек". С тех пор у меня ненависть к т