МЫСЛЯЩАЯ   ЛИРИКА

"О Тютчеве не спорят, кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии". И.С.Тургенев.

Глава 1

Русский "иностранец"

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря по новому стилю) 1803 года в усадьбе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Федор был вторым ребенком в семье. Брат Николай родился в 1801, сестра Дарья в 1806 году. Было еще три брата, умершие в раннем возрасте.

Родословная Тютчевых знаменита участником Куликовской битвы - Захарием Тютчевым, о котором записано в летописи этого сражения. О ближайших предках этого рода И.С.Аксаков писал: "… в половине XVIII века… помещики Тютчевы славились лишь разгулом и произволом, доходивших до неиствовства". Отец же будущего поэта отличался от своего отца мягким характером, был хорошим семьянином и имел тягу к знаниям. Дослужившись в гвардейском полку до чина поручика, в двадцать два года вышел в отставку. На гражданской службе имел чин надворного советника, занимая должность смотрителя "Экспедиции Кремлевского строения". Федор любил отца, "… лучшего которого, право, нет человека на свете".

Мать, родовитая дворянка, Екатерина Львовна Толстая, воспитанница графини В.В.Остерман, по словам И.Аксакова, была "… замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с развитою до болезненности". Жизнь семейства Тютчевых протекала в спокойствии и достатке.

С ранних лет к Феде был приставлен дядька из вольноотпущенных крестьян, Николай Афанасьевич Холопов, который был для него, как няня Арина Родионовна для Пушкина. С Николаем Афанасьевичем воспитанник не расставался до 22 лет.

С 1807 года Тютчевы жили в Москве, купив дом в Армянском переулке. При приближении Наполеона к столице, они переехали в Ярославль. Во время пожарища в Москве, дом Тютчевых уцелел, и, после изгнания французов из столицы, семейство вернулось в него.

В девять лет у Федора началась серьезная учеба под началом поэта и переводчика Семена Егоровича Раича, который сам, учась в университете на двух факультетах, часто водил своего ученика на лекции профессора А.Ф.Мерзлякова. Кроме того Раич посвящал питомца в мир русской и мировой поэзии, одобряя его первые стихотворные опыты. Впоследствии Семен Егорович вспоминал, как: "… бывало, весною и летом, живя в подмосковном имении, мы с Федором Ивановичем выходили из дому, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений Поэзии… Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляла меня. Года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, - так быстро развивался его любознательный ум". Занятия оказались настолько успешными, что ученик в тринадцать лет переводил с итальянского на русский язык оды Горация. О способностях Федора вспоминал и И.С.Аксаков: "Все свойства и проявления детства его, детской природы, были окрашены какой-то особенно тонкою, изящною духовностью. Благодаря своим удивительным способностям, учился он необыкновенно успешно… уже и тогда нельзя было не заметить, что учение не было для него трудом, а как бы удовлетворением естественной потребности знаний".

Осенью 1819 года шестнадцатилетний Федор Тютчев поступил в Московский университет в качестве "своекоштного студента" на словесный факультет. Студента все цело поглотила учеба. Тесная дружба связала его с однокурсником М.П.Погодиным, будущим историком и публицистом, с которым много говорил о поэзии, обсуждали вопросы просвещения в России и пути развития русской литературы. Как отмечал Погодин, они вели беседы "о новой поэме Руслан и Людмила", "о молодом Пушкине, об его оде "Вольность" и о многом другом. Тютчев активно участвовал в литературной жизни университета. Стихи его читались и обсуждались на студенческих собраниях, печатались в "Трудах Общества любителей российской словесности".

Круг друзей Тютчева в это время был широким: Одоевский, братья Киреевские, Мельгунов, Максимович, Шевырев, Веневитинов, Хомяков и др. Приходилось Тютчеву бывать и в салоне княгини Зинаиды Волконской на Тверской улице в Москве. Друзьям Тютчев посвятит стихотворение "Весеннее приветствие стихотворцам" – гимн молодости и надеждам.

Любовь земли и прелесть года,

Весна благоухает нам! –

Творенью пир дает природа,

Свиданья пир дает сынам!..

В парении своем высоком

Не изменяйтесь никогда!..

И вечная природы красота

Не будет вам ни тайной, ни упреком!..

Три года учебы в университете пролетели мгновением. Молодой человек понял, что больших знаний в университете он не получит, решив, на этом закончить учебу, но для этого требовалось разрешение министра народного образования князя Оболенского. Он разрешил, написав попечителю университета следующее: "По уважении отличного засвидетельствования вашего сиятельства о способностях и успехах в науках своекоштного студента Московского университета Тютчева я согласен на допущение его к испытанию… так как недостающие к числу лет обучения его в студенческом звании год можно заменить тремя годами бытности его вольным слушателем". В ноябре 1821 года Тютчев блестяще окончил университет, получив похвальный листа и степень кандидата словесных наук. Теперь предстояло выбирать жизненный путь. Восемнадцатилетний кандидат остановился на дипломатической службе. С этой целью в феврале следующего года вместе с отцом он выехал в Петербург, к влиятельному при царском дворе своему родственнику графу А.И.Остерман-Толстому. Граф взял под опеку одаренного молодого человека, рекомендовав его на должность сверхштатного чиновника при русской дипмиссии в Мюнхене. В июне 1822 года граф и новоявленный чиновник выехали в Германию. Так у Тютчева начался двадцатидвухлетний период жизни за границей, исключая лишь поездки в отпуск домой.

Германия того времени не была единой, а состояла из более десяти королевств, крупным из них считалась Бавария с центром Мюнхен - сосредоточение культурной жизни немецких земель с Академией наук и университетом. Славился город учеными, философами, поэтами, литераторами. Среди них выделялся философ Шеллинг, ученый Ф.Якоби, Л.Окен, поэт Гейне и др. В других местах Германии жил Гегель, Бетховен, Гете, Шуман.

Особого рвения к службе молодой сотрудник миссии не проявлял, да этого и не требовала работа, но преуспел в изучении русской, немецкой, французской литературы, а также философии, права и др. наук. О его жажде знаний сотрудник миссии И.С.Гагарин говорил: "Он много читал и, главное, умел выбирать, что читать, и извлекать пользу от прочитанного". Среди его немецких знакомых были Гейне, Шиллер, Ленау, философ Шеллинг и др., которые, несомненно, оказали определенное влияние на поэзию и мировоззрение Тютчева. Федор Иванович делал переводы на русский язык Шиллера, Гете, Гердера, Уланда. В 1829 году И.В.Киреевский причислил Тютчева к поэтам "немецкой школы".

Для пополнения знаний Тютчев переехал из Мюнхена в Париж. Об этом периоде жизни будущий родственник поэта Карл Пфеффель напишет: "… Деля время между занятиями и светскими развлечениями, он усердно посещал незабвенные курсы лекций Гизо, Кузена, и Виллемана и немало общался с некоторыми видающимися личностями той эпохи, а именно с последователями Ройе-Коллара…". Тютчев был знаком с Гюго, Ломартином и другими писателями, поэтами и философами Франции.

Несмотря на длительную оторванность от России и, больше интересуясь политикой и светской жизнью Германии, Франции, Федор Иванович не растерял любви к Отечеству и его литературе. Владея несколькими европейскими языками, он всегда восхищался русским языком, его красочностью, мелодичностью, удивительным многообразием слов и выражений. О стихотворении Вяземского "Ночь в Венеции", Федор Иванович восторженно сообщил жене: "Своей нежностью и мелодичностью они напоминают движение гондолы. Что за язык – русский язык!" Поэт Апполон Майков писал о Тютчеве: "Поди ведь, кажется, европеец был, всю юность скитался за границей в секретарях посольства, а как чуял русский дух и владел до тонкости русским языком". Об этом же потом скажет и Л.Н.Толстой: "… меня поразило, как он, всю жизнь вращался в придворных сферах, говорившей и писавшей по-французски свободнее, чем по-русски, выражая мне свое одобрение по поводу моих севастопольских рассказов, особенно оценил какое-то выражение солдат; и эта чуткость к русскому языку меня в нем удивила чрезвычайно".

Иван Аксаков о немецком периоде жизни Тютчева сказал так: "Самое двадцатидвухлетнее пребывание Тютчева в Западной Европе позволило предположить, что из него выйдет не только "европеец", но и "европеист", то есть приверженец и проповедник теории европеизма – иначе поглощение русской народности западною "общечеловеческой" цивилизацией… судьба как бы умышленно подвергла его испытанию… Невольно недоумеваешь, каким чудом не только не угасло в нем русское чувство, а разгорелось в мировой упорный пламень… Тютчев положительно пламенел любовью к России: как ни высокомерно кажется это выраженье, но оно верно". Иными словами, Тютчев вобрал в себя все возможное от европейской литературы и философии, чтобы подняться до "убеждения в высшем мировом признании русского народа" не в плане превосходства, а в равноправном вкладе русской культуры в мировую. О тех русских, в частности и о князе И.Гагарине, которые не видели этого, а признавали лишь все западное, Тютчев написал.

Как пред ней не гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

У Федора Ивановича есть стихотворение SILENTIUM! (по-латыни - молчание), написанное в 1830 году.

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, -

Любуйся ими и молчи…

Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, -

Внимай их пенью – и молчи!..

В этих строках заложена философия жизни поэта и вместе с тем, трагедия одинокого человека, которая пройдет через все творчество Тютчева.

В 1833 году Тютчеву исполнилось тридцать лет, возраст, с которого, как он считал, жизнь катится вниз по наклонной. Таким мыслям способствовала оторванность от России, состояние несостоявшегося поэта, дипломата, да и материальные дела оставляли желать лучшего. За первые пять лет он получил придворное звание камер- юнкера, затем должность второго секретаря миссии, потом был произведен в титулярные советники, а в год тридцатилетия возведен в коллежские асессоры. Русский посланник в Мюнхене Потемкин доносил своему шефу, графу Нессельроде, о Тютчеве: " … у него есть способности, но, тем не менее, за десять лет усердной службы ни разу г-ну Тютчеву не посчастливилось заслужить ни малейшего знака поощрения от Министерства". Все тот же Потемкин, видя затруднительное финансовое положение Федора Ивановича, просил Нессельроде повысить ему жалование, поскольку: "Скромность его содержания совершенно не соответствует расходам, к которым вынуждает его положение человека женатого и дипломата… Такая милость помогла бы ему выбраться из состояния постоянной нужды". Через год оклад повысили до одной тысячи серебром в год, но это существенно не повлияло на семейный бюджет. В силу этого Федор Иванович был вынужден, скрепя сердце, принимать от своих родителей материальную помощь.

В письме к дочери Анне в Германию в 1854 года Федор Иванович выразил гордость за свое отечество: "… ты найдешь в России больше любви, нежели где бы то ни было в другом месте. До сих пор ты знала страну, лишь по отзывам иностранцев. Впоследствии ты поймешь, почему их отзывы, особливо в наши дни, заслуживают малого доверия. И когда потом будешь в состоянии постичь все величие этой страны и все доброе в ее народе, ты будешь горда и счастлива, что родилась русской". Это писал человек, проживший за границей двадцать два года, которого и дома некоторые знакомые и родственники называли "иностранцем". Однако чувство родины, заложенное в его душу в детстве и отрочестве, не покинули его за границей, что отразилось во многих его стихотворениях. Это нашло подтверждение в одном из писем Эрнестины Федоровны: "… мой муж не может жить вне России; главное устремление его ума и главная страсть его души – повседневное наблюдение над развитием умственной деятельности, которая разворачивается на его родине".

     Глава 2

Жажда любви

Любовь – это мерило души человеческой, ее богатство, бескорыстие, преданность любимому человеку раз и навсегда. Через отношение к женщине, зачастую, открывается истинная душа мужчины.

Любовь для Тютчева была неутолимой жаждой, о чем он писал незамужней дочери Дарье: "Тебе, столь любящей и столь одинокой… тебе, кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее название, нарущающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви, которая у тебя, мое бедное дитя, осталась неудовлетворенной".

В 1823 году в Мюнхене двадцатилетний Федор Тютчев влюбился в шестнадцатилетнюю красавицу Амалию фон Лерхенвельд дочь мюнхенского дипломата графа Максимилиана фон Лерхенвельда – Кеферинга, красотой которой восхищались у нее на родине, так и в России, и среди них: Николай I и Пушкин. На самом деле, Амалия была внебрачной  дочерью Прусского короля Фридриха – Вельгельма III и княгини Турн-и-Таксис. Родная же дочь Вильгельма была женой Николая I. Выходит, что российская императрица и Амалия – родственницы по отцу.

Амалия ответила на чувства влюбленного, но им не суждено было быть вместе. Видимо, повлияли ранги, а, может быть, несостоявшаяся дуэль с неизвестным из-за Амалии. После поединка Тютчеву пришлось в начале 1825 года уехать в вынужденный отпуск в Россию. В его отсутствие Амалию выдали замуж за барона Крюднера, занимавшего важный пост в министерстве иностранных дел России. Однако сердцу не прикажешь разлюбить. Тютчев посвятил Амалии стихотворение "К.Н.".

Твой милый взор, невинной страсти полный,

Златой рассвет небесных чувств твоих

Не мог, увы! Умилостивить их –

Он служит им укорою безмолвной…

Но для меня сей взор благодеянье;

Как жизни ключ, в душевной глубине

Твой взор живит и будет жить во мне:

Он нужен ей, как небо и дыханье…

Тайная любовь между ними продолжалась, о чем говорит еще одно стихотворение, написанное в 1830 году. "КN.N.".

Ты любишь! Ты притворствовать умеешь:

Когда в толпе, украдкой от людей,

Моя нога касается твоей,

Ты мне ответ даешь – и не краснеешь!..

Благодаря и людям и судьбе,

Ты тайным радостям узнала цену,

Узнала свет… Он ставит нам в измену

Все радости… Измена льстит тебе…

После смерти Крюднера, Амалия вышла замуж за финского губернатора и Члена Госсовета графа Н.В.Адлерберга, который был моложе ее на одиннадцать лет. Несмотря на перипетии собственных жизней, задушевная дружба Амалии Максимилиановны и Федора Ивановича Тютчева продолжалась в общей сложности пятьдесят лет. Еще в 1840 году Тютчев, будучи женатым, родителям писал из Мюнхена: "Вы знаете мою привязанность к госпоже Крюднер и можете себе легко представить, какую радость доставило мне свидание с нею. После России это моя самая давняя любовь. Она все еще хороша собой, и наша дружба, к счастью, изменилась не более, чем ее внешность…".

Вначале 1826 года Тютчев после отпуска возвратился в Мюнхен. О реакции его на замужество Амалии сведений нет, но пятого марта этого года он тайно обвенчался с вдовой Элеонорой Петерсон, урожденной графиней Ботмер, у которой было четыре сына в возрасте от одного до семи лет. Венчание держалось в тайне, но недолго. Князь Г.И.Гагарин, шеф Тютчева, назвал брак "роковым". Иного мнения был частый гость тютчевского семейства немецкий поэт Г.Гейне, считая дом Тютчева "прекрасным оазисом".

М.П.Погодин в 1820 году, побывав у друга запишет в дневнике: "Смотря на Тютчевых, думал о семейном счастии. Если бы все жили так просто, как они".

Родителям Федор Иванович сообщил в 1837 году: "… эта слабая женщина обладает силой духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключенной в ее сердце… Я хочу, чтобы вы, любящие меня, знали, что никогда ни один человек не любил другого так, как она меня… не было ни одного дня в ее жизни, когда ради моего благополучия, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновения, умереть за меня. Эта способность очень редкая и очень возвышенная, когда это не фраза".

О первых семи годах счастья Тютчев в 1848 году делился с дочерью Анной: "… и я был молод! Если бы ты видела меня за пятнадцать месяцев до твоего рождения… Мы совершали тогда путешествие в Тироль. Как все было молодо тогда, и свежо, и прекрасно! Первые годы жизни, дочь моя… были для меня самыми прекрасными, самыми полными годами страстей, мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда, - так богаты, так полны были эти дни".

В годы жизни с Элеонорой, Федор Иванович редко, но занимался творчеством. Некоторые стихи этого периода: "Весенняя гроза", "Видение", "Бессонница", "могила Наполеона" и др., напечатал его бывший учитель Раич в журнале "Галатея", а так же М.Максимович в "Деннице", затем стихи появились в  "Телескопе".

В феврале 1833 года на балу через своего приятеля Карла Пфеффеля Тютчев познакомился с его красавицей сестрой двадцатидвухлетней Эрнестиной, бывшей замужем за престарелым бароном Дёрнбергом. Через несколько дней после бала он скоропостижно скончался. В трауре Эрнестина отбыла из Мюнхена. Возвратившись, Тютчев нанес ей визит, после которого обоюдное чувство любви овладело ими. Видя это, Элеонора написала 2 июля 1833 года брату мужа Николаю Федоровичу: "Он, как мне кажется, делает глупости или что-то близкое к ним… Только не вздумайте принимать всерьез то, что, слава богу, только шутка".

"Шутка" зашла далеко, Элеонора сделала попытку самоубийства. В письме к И.Гагарину Тютчев назвал этот шаг, как "прилив крови " к ее голове: "… начался припадок… Принявшись шарить в своих ящиках (в момент припадка?!), она напала вдруг на маленький кинжал, лежавший там после прошлогоднего маскарада. При виде его она вдруг поняла, что ей надо делать, и в припадке полного исступления нанесла себе несколько ударов в грудь. К счастью, ни один не оказался опасным… такова истинная правда, об этом происшествии: причина чисто физическая. Это прилив к голове".

Супруги помирились, решив, как можно скорее уехать в Россию. Намерению помешала болезнь посланника в Мюнхене. Тютчеву пришлось выполнять его обязанности.

Разрываясь между двумя любимыми и любящими женщинами, Федор Иванович захандрил. Элеонора написала 4 февраля 1837 года письмо его родителям: "Если бы вы смогли его видеть таким, каким он уже год, удрученным, безнадежным, больным… вы убедились бы, так же как и я, что вывести его отсюда волею или неволею – это спасти его жизнь…".

9 мая семейство Тютчева все же выехало в Россию и в июне прибыло в Петербург. Здесь фортуна улыбнулась Федору Ивановичу; он пошел вверх по служебной лестнице: получил чин надворного советника с должностью старшего секретаря при русской миссии в Сардинском королевстве в Турине с повышенным жалованием.

В начале августа он отправился к новому месту службы. Оказавшись в одиночестве, у Тютчева было время поразмышлять о своей службе и об отношении к жене Элеоноре. Вывод он изложил в письме родителям в августе 1837 года: "Скажите, для того ли я родился в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость!..". Далее речь шла о жене: " Было бы бесполезно стараться объяснить вам, каковы мои чувства к ней. Она их знает, и этого достаточно. Позвольте сказать вам лишь следующее: малейшее добро, оказанное ей, в моих глазах будет иметь во сто крат более ценности, нежели самые большие милости, оказанные мне лично".

У человека бывают минуты, когда его поступками управляет не разум, а страсть, и, забыв обо всем, он устремляется ей навстречу. Узнав, что Эрнестина в Генуе, Федор Иванович спешит туда. В одной из вилл, произошло их свидание, откликом на которое стало стихотворение "Итальянская VILLA"

… И мы вошли… все было так спокойно!

Так все от века мирно и темно!..

Фонтан журчал… Недвижимо и стройно

Соседний кипарис глядел в окно.

Видимо, не желая больше огорчать жену, Тютчев решил порвать отношения с Эрнестиной. Жене он пишет 13 декабря 1837 года: "… Нет ни одной минуты, когда бы я не ощущал твоего отсутствия. Я никому не желал бы испытать на собственном опыте всего, что заключают в себе эти слова". Элеонору тронули такие слова. Волнуясь за мужа, 15 декабря сообщила Николаю, брату Федора Ивановича: "О Николай, мое сердце разрывается при мысли об этом несчастном. Никто не понимает, не может себе представить, что это по его собственной вине, это значит укором заменить сострадание… Если бы у меня был хороший экипаж и деньги, эти проклятые деньги, я поехала бы к нему".

В средине мая следующего года Элеонора вместе с малолетними: Дарьей, Екатериной и Анной, на пароходе из Кронштадта отплыла в Любек. Не доходя до места назначения, пароход загорелся. Любящая мать ценой огромной затраты физических и душевных сил спасла детей. Сестре Тютчева Дарье она потом напишет: "Дети невредимы! – только я пишу вам ушибленной рукой… Никогда вы не сможете представить себе эту ночь, полную ужаса и борьбы со смертью". Эту трагедию, как очевидец, И.С.Тургенев описал в очерке "Пожар на море".

До Турина известие о гибели парохода дошло 30 мая. Предполагая, что семья была на этом судне, Федор Иванович поспешил в Мюнхен, где встретился с семейством. Через месяц, оставив детей у родственников жены, Тютчевы отправились в Турин. О трудностях жизни на новом месте 4 августа 1838 года Элеонора сообщила родственникам Федора Ивановича: "Только несколько дней тому назад нашли дом. Жить будем в пригороде… Так как квартиры здесь много дешевле… Я нахожусь в поисках торгов и случайных вещей, но купить ничего не могу по той простой причине, что у нас нет денег… Банкир выдал Федору вперед его жалованье за сентябрь, и на это мы живем".

Неустроенность, пережитая трагедия на море, сказались на здоровье Элеоноры. 28 августа 1839 года в "жесточайших страданиях" она умерла на руках Федора Ивановича. Смерть потрясла его настолько, что в одну ночь у её гроба поседел. В письме к В.А.Жуковскому он поделился горем: "Есть ужасные годины в существовании человеческом. Пережить все, чем мы жили в продолжение целых двенадцать лет… Что обыкновеннее этой судьбы – и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить". Рана о смерти Элеоноры не давала покоя Федору Ивановичу. "… эти воспоминания кровоточат и никогда не зарубцуются", - писал он родителям 1 декабря 1839 года.

Через десять лет после смерти жены посвятил ей стихотворение.

Еще томлюсь тоской желаний,

Еще стремлюсь к тебе душой –

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой…

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной, везде, всегда,

Непостижимый, неизменный,

Как ночью на небе звезда…

"Все пережить и все-таки жить". Так и поступил Тютчев. В конце декабря 1838 года в Генуе он тайно обвенчался с Эрнестиной, а 7 июля следующего года их венчали в Берне, в церкви при русском посольстве. Ему было тридцать пять лет, а ей – двадцать восемь.

Эрнестина Дёрнберг родилась в 1810 году в семье барона Христиана Пфеффеля, посла в Лондоне. Мать ее была из рода эльзасских графов. В семье, кроме Эрнестины был брат Карл, впоследствии видный публицист. Образование девочка получила в парижском пансионе. Мать рано умерла, а отец женился на гувернантке, с которой у детей не сложились отношения. Эрнестине пришлось без любви рано выйти замуж за немолодого барона Дёрнберга. Через три года после свадьбы он умер от холеры.

Тютчева с Эрнестиной связывала не только страстная любовь, но и глубокое взаимопонимание. Эрнестина Федоровна удочерила Дарью, Екатерину и Анну, тютчевских детей от первого брака, а чтобы читать стихи мужа в подлиннике, изучила русский язык и помогала во всем. Среди стихотворений, посвященных Эрнестине, есть и такое.

Люблю глаза твои, мой друг,

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их поднимаешь вдруг

И, словно молнией небесной,

Окинешь бегло целый круг…

Но есть сильней очарованья:

Глаза, потупленные ниц

В минуты страстного лобзанья,

И сквозь опущенных ресниц

Угрюмый, тусклый огнь желанья.

В счастливом согласии 23 февраля 1840 года у них родились дочь Мария, а в следующем году сын Дмитрий. В письмах Федор Иванович, любя, называл жену "кисонькой". Баден-Баден: "Милая моя кисонька, вчера утором я любовался местностью сквозь пролет огромного полуразрушенного окна древнего баденского замка… Все это очень красиво, но когда я обернулся, чтобы заговорить с тобою – тебя рядом не оказалось… Но если ты не сопутствуешь лично, то преследуешь меня воспоминанием о себе, мне следовало бы даже сказать – терзаешь меня, ибо это, несомненно, настоящее терзанье. Стоило приезжать сюда одному. – Странное дело! Ни мир, волнующийся у меня на глазах, ни встречающиеся люди – ничто, ничто человеческое не напоминает мне о тебе…".

22 августа 1839 года Тютчев в "знак отличия за беспорочную службу" получил новый чин – коллежского советника, а через два года приказом графа Нессельроде за длительное "неприбытие из отпуска" его освободили от службы в министерстве иностранных дел, и лишил звания камергера.

Итак, оставшись без службы, Тютчев намерен был выехать в Россию, но задержался до начала сентября 1844 года. В октябре, прежде всего, он навестил родственников в Москве, потом приехал в Петербург, где не без помощи Амалии Крюднер, познакомился с всесильным шефом жандармов А.Х.Бенкендорфом, которому новый знакомый показался как "честный и способный человек". После встречи Тютчева зачислили в чиновники министерства иностранных дел, с возвращением звания камергера. Воодушевленный вниманием, Федор Иванович в письме поделился с родителями впечатлением о шефе жандармов: "Он был необыкновенно любезен со мной, главным образом из-за госпожи Крюднер и отчасти из личной симпатии, но я ему не столько благодарен за прием, сколько за то, что он довел образ моих мыслей до государя, который отнесся к ним внимательнее, чем я смел надеяться".

Психологический портрет Тютчева того времени написал И.С.Аксаков: "Стройного сухощавого сложения, небольшого роста, с редкими, рано поседевшими волосами, небрежно осенившими высокий, обнаженный, необыкновенной красоты лоб, всегда оттененный глубокою думой; с рассеянием во взоре, с легким намеком иронии на устах, - хилый, немощный и по наружному виду, он казался влачившим тяжкое бремя собственных дарований, страдавшим от нестерпимого блеска своей собственной, неугомонной мысли. Понятно теперь, что в этом блеске тонули для него, как звезды в сиянии дня, его собственные поэтические творения". 

В 1850 году исполнилось семнадцать лет совместной жизни Федора Ивановича с Эрнестиной Федоровной. Казалось есть все для тихого счастья: любящая, заботливая жена, дети, положение в обществе. Однако судьба распорядилась по-своему.

В Смольном институте, где учились его две дочери, впоследствии ставшие фрейлинами при императрице, Федор Иванович обратил внимание на двадцатичетырехлетнюю воспитанницу Елену Александровну Денисьеву. Она родилась в 1826 году в семье обедневшего дворянина. Мать ее рано умерла, отец женился на другой. Воспитанием девочки занималась сестра отца, инспектрисса Смольного института А.Д.Денисьева, которая баловала и ни в чем не отказывала племяннице.

Современник писал о Тютчеве, которому на момент встречи с Денисьевой " было уже под пятьдесят лет; но он сохранил еще такую свежесть сердца и цельность чувств, такую способность к безрассудной, не помнящей себя и слепой ко всему окружающему любви...

Наверное, не красота, а необыкновенная энергия, идущая от юной девушки, изящные манеры, культура и способность переходить от состояния абсолютного покоя, до степени крайнего возбуждения, привлекли Федора Ивановича. 15 июля 1850 года между ними произошло первое объяснение, после которого Тютчев вместе с ней и дочерью Анной совершил путешествие на остров Валаам.

Может быть, любовь Елены Александровны к женатому пожилому мужчине не заслуживает порицания, а достойная быть примером безграничной любви и преданности любимому человеку. В этом контексте будут уместными слова белорусского поэта Сосюры, написанные им в семидесятые годы прошлого века.

Так никто не любил, раз лишь в тысячу лет

Мир такая любовь навещает.

И тогда на земле распускается цвет,

Тот, что миру весну предвещает!..

А.И.Георгиевский, родственник и поклонник таланта поэта, отмечал, что Федор Иванович в Елене видел "такую глубокую, такую самоотверженную, такую страстную любовь, что она охватила все его существо, и он остался навсегда ее пленником". Он же писал дальше, как Елена смогла увлечь Тютчева "… такою любовью, которая готова была на всякого рода порывы и безумные крайности и совершенным попранием всякого рода светских приличий и общепринятых условий". Федор Иванович посвятит Елене более тридцати стихотворений.

Для встреч с Еленой, Тютчев снял квартиру. Вскоре свидания получили огласку: Елену отчислили из Смольного института, ее опекуншу, Анну Дмитриевну Денисьеву, лишили места службы в институте, а отец отрекся от дочери. Смятение охватило молодую женщину. Федор Иванович писал.

Чему молилась ты с любовью,

Что, как святыню, берегла,

Судьба людскому суесловью

На поруганье предала.

Толпа вошла, толпа вломилась

В святилище души твоей,

И ты невольно постыдилась

И тайн и жертв, доступных ей.

Ах, если бы живые крылья

Души парящей над толпой,

Ее спасали от насилья

Бессмертной пошлости людской.

20 мая 1851 года Елена Александровна родила дочь, назвав - Еленой.

Поддержкой и потрясающим признанием в любви к Елене Александровне звучат следующие тютчевские строки.

Но если бы душа могла

Здесь, на земле, найти успокоенье,

Мне благодатью ты б была –

Ты, ты мое земное проведенье!..

Отношения с молодой женщиной стали для Тютчева любовью - страстью, любовью - страданием. Поэт обращался к ней

О, не тревожь меня укорой справедливой!

Поверь, из нас из двух завидней честь твоя:

Ты любишь искренно и пламенно, а я –

Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.

И жалкий чародей, перед волшебным миром,

Мной созданный самим, без веры я стою –

И самого себя, краснея, сознаю

Живой души твоей безжизненным кумиром.

Любя Елену, Федор Иванович пишет Эрнестине Федоровне из Петербурга в Овстюг: "Я решительно возражаю против твоего отсутствия. Я не желаю и не могу его переносить… С твоим исчезновением моя жизнь лишается всякой последовательности, всякой связанности… Нет на свете существа умнее тебя. Сейчас я слишком хорошо сознаю. Мне не с кем поговорить…". В другом письме вновь звучит уверение: "Ты самое лучшее из всего, что известно мне в мире…".

… Мне благодатью ты была –

Ты, ты мое земное проведенье!

Исследователь творчества Тютчева К.В.Пигарев отмечал о привязанности Федора Ивановича к прежней семье: "С семьей Тютчев не порывал и никогда бы не смог решиться на это. Он не был однолюбом. Подобно тому, как раньше любовь к первой жене жила в нем со страстной влюбленностью к Э.Дёрнберг, так теперь привязанность к ней, его второй жене, совмещалась с любовью к Денисьевой, и это вносило в его отношение к обеим женщинам мучительную раздвоенность".

Отношения с Эрнестиной зашли в тупик, назревал разрыв. В сентябре 1853 года Тютчев пишет ей в Германию: "… Неужели мы дошли до того, что стали плохо понимать друг друга… разве ты не чувствуешь, что все, все сейчас под угрозой? … Это так грустно, так мучительно, так страшно, что невозможно высказать… Недоразумение – страшная вещь… что оно вот-вот поглотит последние остатки нашего семейного счастья…".

Из пятисот адресованных ей писем мужа, она многие сожгла.

Она сидела на полу

И груду писем разбирала –

И, как остывшую золу,

Брала их в руки и бросала…

О, сколько жизни было тут,

Невозвратимо пережитой!

О, сколько горестных минут,

Любви и радости убитой!..

Поддавшись письменным просьбам мужа, Эрнестина Федоровна вернулась в Россию. Между ними наступило примирение, и она уехала в Овстуг. Туда он пишет ей 27 июля 1854 года: "О, моя милая кисанька, мне невыносимо грустно. Никогда не чувствовал я себя таким несчастным – и это посреди всего блеска, всего великолепия неба и летней поры. Я нуждаюсь