ПИСАТЕЛЬ - БУРЕВЕСТНИК

"А он, мятежный, просит бури,

Как будто в буре есть покой…".

М.Ю.Лермонтов.

"В мировой литературе мы знаем немало великих биографий. Биография Максима Горького принадлежит к ним, но вместе с тем резко отличается от всех них своею сверкающей новизною. Это была жизнь, как в зеркале отразившую в себе историческую смену эпох. Это была первая писательская жизнь, отданная без остатка побеждающему и победившему рабочему классу… Смысл открытия, которое он сделал своей жизнью, состоит в том, что каждый шаг своего писательского бытия он выводил из объективных событий того времени… Он писал так же, как и жил, иногда обгоняя самые смелые представления будущего, сам страстно предвещая его и без устали  глядя вперед. И он оставил нам свое имя, как ключ, которым открывается полнота последнего революционного полувека…", - Константин Федин.

1

16 марта (28 по новому стилю) 1868 года в Нижнем Новгороде в семье мещанина Максима Савватиевича Пешкова и его жены Варвары Васильевны, урожденной Кашириной, родился четвертый ребенок, названный при крещении – Алексеем. Два брата и сестра его умерли в раннем детстве.

Отношения Максима Савватиевича не сложилось с многочисленными родственниками Пешковых, и вместе с семьей он переехал в Астрахань, где дослужился до должности управляющего пароходной компанией.

Родители любили мальчик. Когда заболел холерой, отец не отходил от его постели и выходил, а сам, заразившись от него, умер. В чужом городе вдове с четырехлетним сыном жилось трудно. Пришлось вернуться в дом отца в Нижнем Новгороде. В молодости отец бурлачил на Волге, скопив денег, открыл в городе красильную мастерскую. Вскоре она пришла в упадок. Начались семейные раздоры с переделом имущества. Естественно, Варвару Васильевну с ребенком здесь не ждали

Один из эпизодов из жизни каширинского дома Горький опишет в автобиографической повести "Детство". "В кухне, во время обеда, вспыхнула ссора: дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь как собаки, а дед, стуча ложкой по столу, покраснел весь и звонко – петухом - закричал:

- По миру пущу!..

Вдруг дядя Михаил ударил брата наотмашь по лицу, и оба покатились по полу, храпя, охая, ругаясь. Заплакали дети; отчаянно закричала беременная тетка Наталья… падали стулья; молодой широкоплечий подмастерье Цыганок сел верхом на спину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, спокойный бородатый человек в темных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем…".

В такой обстановке Алексей казался лишним, и лишь бабушка Акулина Ивановна брала его под защиту. В той же повести Горький отмечал: "До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала все вокруг меня в непрерывную нить, сплела в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком, - это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни".

Отношения матери к ребенку были прохладными, поскольку считала его причиной смерти мужа. Устраивая свою жизнь, часто уходила из дома, оставляя Алексея на попечение бабушки и деда. Несмотря на суровость, дед выучил шестилетнего внука читать по Псалтырю и Часослову, называя его память "лошадиной".

Возвращаясь домой после очередной неудачи выйти замуж, Варвара Васильевна, становилась нежнее к сыну, заботилась, учила грамоте по книжке "Родное Слово", предназначенной для начального обучения в земских школах.

Горький вспоминал как по "Родному Слову" я одолел в несколько дней премудрости чтения гражданской печати, но мать тотчас же предложила мне заучивать стихи на память, и с этого начались наши взаимные огорчения… Она стала требовать, чтобы я все больше заучивал стихов, а память моя все хуже воспринимала эти ровные строки, и все более росло, все злее становилось непобедимое желание переиначить, исказить стихи; подобрать к ним други слова…".

Семи лет Алексея отдали в школу для бедняков, но, проучившись, месяц заболел тяжелой оспой и едва остался живым. В январе 1877 года его устроили в Кунавинское начальное училище. "Я пришел туда, - потом вспоминал Алексей Максимович, - в материных башмаках, пальтишке, перешитом из бабушкиной кофты, в желтой рубахе и штанах "навыпуск", все это сразу было осмеяно, за желтую рубаху я получил прозвище "бубнового туза".

Окончив два класса, "За отличные перед прочими успехами в науках и благонравие", Алексей получил "Похвальный лист" и книжку придачу, которую продали из-за отсутствие денег на лечение бабушки.

2

5 августа 1879 года от скоротечной чахотки скончалась Варвара Васильевна. После похорон дед сказал внуку: "Ну, Алексей, ты - не медаль, на шее у меня – не место тебе, а иди-ка ты в люди".

На этом десятилетний подросток закончил учебу школе, и начал постигать жизненные "университеты" по специальностям: мальчик на побегушках в модном магазине обуви, слуга, посудник на пароходе, птицелов, продавец в иконной лавке, подсобник в иконной мастерской.

Другой бы на его месте опустился, озлобился, а он устоял и даже больше – окреп духовно. Работая посудником в ресторане на пароходе "Добрый", повар, бывший унтер-офицер Михаил Смурый, отметил у нового работника любознательность, тягу к книгам и стал беседовать с ним о разном, в том числе и о пользе знаний. По советам Смурого Алексей вначале читал книжки легкого жанра: о благородных господах и их красавицах женах, любовных приключениях, удачливых сыщиках и т.д. Однако эта литература вскоре надоела, и он пристрастился к чтению Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Бальзака, Золя, Флобера.

Поэмы Пушкина очаровали Алексея. Потом он вспоминал: "Я прочитал их все сразу, охваченный тем жадным чувством, которое испытываешь, попадая  в невиданное красивое место, - всегда стремишься обежать его сразу. Так бывает после того, когда ходишь по моховым кочкам болотистого леса и неожиданно развернется перед тобою сухая поляна, вся в цветах и солнце…".

Тяга к настоящим знаниям привела шестнадцатилетнего юношу в Казань. Желание учиться в университете не сбылось: не хватало знаний, не было средств, жилья. Пришлось влиться в ряды грузчиков на пристани и ночевать в ночлежках с босяками. "Иногда я, - вспоминал Горький, - не находя работы, добывал кусок хлеба, нарушая "священный" принцип мещанства – принцип собственности: выкапывал картофель на полях, овощи в огородах, питался горохом, случалось свернуть голову курице".

Казань в те годы считалась одним из крупных студенческих городов России, а значит и вольнодумства. Чтобы идти в ногу с революционно настроенными студентами, Алексей Пешков посещал их кружки, штудировал Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Лаврова, Плеханова, изучил "Манифест коммунистической партии" и др. политическую литературу.

В городе Алексей прожил трудные для себя четыре года. Чтобы выжить работал поденщиком, садоводом, дворником, подручным пекаря в пекарнях Семенова и Деренкова. К трудностям жизни прибавилось известие о смерти в феврале 1887 года бабушки, затем деда. Уход этих близких людей, чувство одиночества, ненужность обществу, отсутствие перспективы дальнейшей жизни и безответная любовь к сестре Деренкова – Марии, заставили парня взяться за револьвер. Об этом 14 декабря 1887 года казанская газета "Волжский вестник" сообщала: "12 числа в 8 часов вечера нижегородский цеховой Алексей Максимов Пешков… выстрелил себе из револьвера в левый бок, с целью лишить себя жизни. Пешков тотчас был отправлен в земскую больницу, где при подании ему медицинской помощи, рана врачом признана опасной…" В его кармане санитар нашел записку: " В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль  в сердце…. Останки мои прошу взрезать и осмотреть, какой черт сидел во мне последнее время".

Несмотря на серьезность ранения, пуля прошла мимо сердца, пробила легкое, на десятый день пострадавшего выписали из больницы. Ранение легкого в дальнейшем осложнится туберкулезом, которым Алексей Максимович будет страдать всю жизнь.

Случай с выстрелом не остался без внимания православной церкви. Пешкова за содеянное, решением Казанской духовной консистории на семь лет отлучили от церкви, что было им воспринято с большой долей иронии.

Пройдут годы, и он с горечью вспомнит свою ошибку молодости: "Стало мучительно стыдно, и я, с той поры, не думаю о самоубийстве, а когда читаю о самоубийцах – не испытываю к ним ни жалости, ни страдания".

Выздоровев, Алексей вернулся на работу к пекарю Деренкову. Друзья парня по цеху свободное время тратили на кабаки и драки, а он искал иного. В июне 1888 года Алексей познакомился с профессиональным революционером Михаилом Ромасем, от которого получил теоретические азы классовой борьбы.

Пешкову не сиделось на месте, его тянуло в дальние края, чтобы своими глазами увидеть все "прелести" жизни. В 1889 году он начал свой пеший путь. Побывав на Каспии, Моздокских степях, вернулся в Царицын, а оттуда, добрался до станции Добринка Тамбовской губернии, где некоторое время проработал в качестве ночного сторожа. Затем, то на товарном поезде, а где пешком, оказался в Москве, попутно зайдя в Ясную Поляну, но Льва Толстого там не застал. Не задерживаясь надолго в столице, путешественник вернулся в город своего детства – Нижний Новгород, в котором его будто бы ждали, чтобы вручить повестку на военную службу. "Дырявое" легкое и расширенная вена на ноге спасли от рекрутства.

В городе Алексей быстро сошелся с демократически настроенной молодежью. Шпики не дремала. За посещение нелегальных собраний его арестовали и продержали в тюрьме две недели. Не найдя веских улик, юношу освободили под надзор полиции.

Новый знакомый, писатель Н.Е.Каронин-Петропавловский, - "суровый глашатай правды", с "несокрушимой силой сопротивления врагам справедливости", стал для Пешкова эталоном борца. Именно Каронин пробудил в нем интерес к босякам, ставшими героями многих его произведений.

Познакомился Алексей и с популярным в то врем писателем В.Г.Короленко, которому отнес свою рукопись под названием "Песнь старого дуба". Владимиру Галактионовичу она не понравилось, но, увидев в авторе талант, посоветовал писать о жизни, о пережитом.

В апреле 1891 года Пешков вновь отправился, теперь уже, в полуторагодичное странствование по стране. "Хождение по Руси, - писал он, - было вызвано не стремлением к бродяжничеству, а желанием видеть – где я живу, что за народ вокруг меня ?"

На этот раз маршрут пролегал через Украину, Кубань, Бессарабию, Крым, Кавказ. Чтобы заработать на жизнь работал где придется и кем придется: батраком, кашеваром, рыбаком, добытчиком соли, разнорабочим на строительстве дороги, и однажды пришлось принять роды. Перед двадцатитрехлетним молодым человеком проходили тысячи людей, с судьбами, так не похожих друг на друга. Слушая их рассказы, былины, сказки он запоминал все до мелочей, чтобы потом воплотить в шедевры мировой литературы.

После долгих скитаний Алексей Пешков остановился в Тифлисе (Тбилиси), нанявшись рабочим в железнодорожные мастерские. Среди его новых друзей оказались и политические. В донесениях полиции Пешков значился, как "человек развитой", имеющий "довольно обширное знакомство с молодежью". Среди его знакомых оказался и автор книги "Азбука социальных наук" В.В.Берви-Флеровский, объявленный властям России умалишенным. Кстати, его книга была одобрена К.Марксом.

3

Слушая интересные рассказы о скитаниях, профессиональный революционер А.М.Калюжный, настоятельно рекомендовал Алексею придать им литературную форму и издать. Воодушевленный молодой человек засел за работу. В сентябре 1892 года в газете "Кавказ" появился его первый рассказ "Макар Чудра" о роковой любви цыганки Радды и Лойко Зобара, подписанный псевдонимом – "Максим Горький". Есть версия, объясняющая происхождение псевдонима. Якобы, Алексей Пешков в память об отце взял его имя и прозвище "Горький". В этом же году московские "Русские ведомости" напечатали рассказ Горького "Емельян Пиляй" и еще несколько рассказов опубликовала казанская газета "Волжский вестник".

В.Г.Короленко внимательно следил за началом творчества молодого писателя, наставляя, что не в изящных и витиеватых словах и фразах заключено мастерство, а в простоте и правде понятной для читателей.

В Тифлисе Алексей Максимович встретился со своей прежней любовью - О. Ю. Каминской, недавно разведенной с мужем. Ольга Юльевна - художница и актриса-любительница отличалась начитанностью, остроумием, веселым нравом и увлечением идеями революции.

В октябре 1892 года знакомый нижегородский адвокат Ланин пригласил Пешкова занять место письмоводителя в своей конторе. Приглашение было принято. Спустя время к нему приехала О.Ю.Каминская с дочерью от первого брака. Из-за нехватки средств им пришлось для жилья снять у священника бывшую баню.

Горький вспоминал: "Я поселился в предбаннике, а супруга в самой бане, которая служила гостиной. Особнячок был не совсем непригоден для семейной жизни… В бане теплее, но, когда я топил печь, все наше жилище наполнялось запахом гнили, мыла и пареных веников. По ночам, сидя в своем углу за столом, переписывал прошения, апелляционные и кассационные жалобы, сочиняя рассказы, я скрипел зубами и проклинал себя, людей, судьбу, любовь".

Несмотря на трудности, совместная жизнь какое-то время шла гладко, но потом пошли осложнения, приведя к тому, что Алексей сказал Ольге: "Мне кажется, будет лучше, если я уеду". Она не возражала. "Так кончилась история моей первой любви, - хорошая история, несмотря на плохой конец". Позже в очерке-воспоминании он напишет: "Самое умное, что достиг человек, - это любить женщину, поклоняться ее красоте; от любви к женщине родилось все прекрасное на земле".

По рекомендации Короленко, Горький в феврале 1895 года уехал в Самару работать в "Самарской газете". Для неё он писал фельетоны, заметки о городских событиях, о несправедливостях купечества по отношению к крестьянам, о произволе, царящим в судах, о взяточниках чиновниках и других злоупотреблениях властей. Все напечатанное подписывалось псевдоним "Иегудиил Хламида". (По еврейски Иегудиил - один из семи высших ангельских чинов, а хламида - по гречески плащ, перекинутый через левое плечо, а в простонародье – несуразная одежда).

Работы "Иегудиила" оказались под пристальным вниманием цензоров. Начальник Главного управления по печати информировал самарского губернатора после фельетона "Между прочим": "Автор фельетона негодует, что рабочий должен работать на купца, который остается хозяином всего современного экономического положения, и при этом высказывает, что представляется отрадным только то обстоятельство, что самые успехи капиталиста, на которого даром трудится рабочий, подготовляют ему гибель… чтобы на будущее время не были разрешены статьи, могущие посеять вражду рабочих к хозяевам".

Кроме писательства Горький занимался распространением нелегальной литературы, приходящей из-за рубежа, искал знакомств с "неблагонадежными" людьми города. Одним из таких оказался Я.Л.Тейтель. В его доме побывали сотни людей: литераторы, городские и земские деятели, курсистки, студенты, артисты, либералы, народники, марксисты. "Здесь в 96 году я впервые услышал имя – Ленин, - вспоминал Горький. – Помню восторженный отзыв об Ульянове – "Тулине".

Самара стала для Горького ступенью в "большую литературу". Шестая книжка популярного в России журнала "Русское богатство" за 1895 года открывалась его рассказом "Челкаш", " … о маленькой драме, разыгравшейся между двумя людьми".

Ставшего популярным журналистом, Горького в мае 1896 года пригласила газета "Одесские новости" и "Нижегородский листок" освещать открывающуюся "Всероссийскую промышленную и художественную выставку" в Нижнем Новгороде. За четыре с половиной месяца ее работы он написал более 107 статей. В одной из них спрашивал: "Очень хочется узнать, кто, чем и как вытащил из земли 10000 пудов золота и дал государству за 30 лет почти 300000000 золотых рублей… Кто они, эти добрые гномы? Кто они это делают, и как они при этом поживают?" А поживают, к примеру, на казанском кожевенном заводе Алафузова, скверно: "При заводе нет ничего того, что необходимо: ни достаточного количества воздуха в мастерских, ни больнички, но система штрафов удивительно точно разработана".

4

Политическая обстановка в России тех лет, в которой Горький формировался как писатель – буревестник, накалялась.

В 1861 году в стране наконец-то отменили крепостное право, и она вступила в фазу бурного развития капитализма с беспощадным угнетением неимущих и крайнего расслоения общества на пролетариев, богатых, сверхбогатых. Если в 1865 году пролетариев в России насчитывалось 1,5млн., то к 1900 году цифра перевалила за 10млн.

Рабочий день на фабриках и заводах доходил до 12 – 15 часов при шестидневной рабочей неделе. Широко использовался низкооплачиваемый женский и детский труд. Рабочий фарфорового магната А.Г.Кузнецова получал за 14 часов каторжной работы 42 копейки. Кстати, Владимир Александрович, дядя Николая II, имел ежегодный доход более 1,5 миллиона от личной собственности: земель, рудников, лесов, 2,5 миллиона ему выдавала казна. 24 тысячи он получал за генеральские погоны, 50 – за командование Петербургским военным округом. 30 тысяч за президентство Академией художеств, 40 тысяч имел как член Госсовета, 25 – как член кабинета министров.

В деревнях в это время складывался класс кулаков, живший трудом обедневшего безземельного крестьянства. "Россия фактически не вылезала из состояния голода то в одной губернии, то в другой… комиссионеры, поставляющие зерно голодающим, наживают состояния, не отходя от телефонов", – говорил бывший царский министр земледелия А.Н.Наумов. Народ голодал, а господа капиталисты гнали хлеб за границу, создавая представление об избытке его в своей стране.

К обострению недовольства низов привела и коронация Николая II, состоявшаяся 14 (26) мая 1896 года в Москве. "Праздник над трупами", – как назвал ее журналист и писатель Гиляровский. В этот день народ потянулся за царским гостинцем: полфунта колбасы, сайки, конфет, орехов, пряника и эмалированной кружки, а заплатил страшную цену – 1389 жизней. Траур по погибшим вечером этого дня император отметил на балу у французского посла Монтебелло. Первый контрданс он танцевал с женой посла, а августейшая супруга – с Монтебелло. На коронацию по России было израсходовано 100 млн. рублей, на похороны жертв "праздника" царская казана выделила 16 тысяч.

Горький, пройдя капиталистические "университеты", не мог молчать о рабском положении народов России. В своих произведениях он продолжал лучшие традиции русской литературы: Достоевского, Некрасова, Г.Успенского, Мамина-Сибиряка, В.Г.Короленко и др. писателей.

Иное, чем было раньше, получило в его произведениях отображение темы босячества и людей "дна". В этой тематике выделяется рассказ "Дележ", "Дело с застежками", "Челкаш", "Мой спутник", "Два босяка", "Бывшие люди" и др.

Вера в неизбежность революции звучит в горьковской ранней романтической "Песне о Соколе" и "Песне о Буревестнике".

В "Песне о Соколе" автор провозглашает: "Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света! Безумству храбрых поём мы песню!"

В "Песне о Буревестнике" слышна уверенность: "… В гневе грома, - чуткий демон, - он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не скроют!

- Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:

- Пусть сильнее грянет буря!"

"Песни" стали популярными среди студенчества и разночинной молодежи. Их читали на вечеринках, распространяли в списках.

В романтической "Старухе Изергиль" автор показал судьбу героя в России, который ради счастья других жертвует собой, а взамен получая равнодушие и презрение.

"Жили на земле в старину одни люди… Были они веселые, сильные и смелые люди. И вот пришла однажды тяжелая пора; явились откуда-то иные племена и прогнали прежних в глубь леса. Там были болота и тьма… Уже хотели идти к врагу и принести ему в дар волю свою… Но тут явился Данко и спас всех один… И вот он говорит им, своим товарищам:

- Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец – все на свете имеет конец! Идемте!..

- Веди  ты нас! – сказали они.

Тогда он повел. Трудный путь это был!.. Долго шли они. .. Все гуще становился лес, все меньше было сил! … Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они – как звери… не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них… И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня… И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.

- Идем! – крикнул Данко…

Они бросились за ним, очарованные… А Данко все был впереди, и сердце его все пылало, пылало!

И вот вдруг лес расступился перед ними… Гроза была - там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала трава…

Кинул взор вперед себя на ширь степи гордый смельчак Данко, - кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и – умер.

Люди же радостные и полные надежд, не заметили смерти его и не видели, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой… И вот оно, распавшись на искры, угасло…".

5

Алексею Максимовичу нахватало домашнего тепла, заботы. В августе 1896 года он обвенчался с Екатериной Павловной Волжиной (1876 – 1965) . Её отец, разорившийся небогатый помещик, считал брак неравным: жених из мещан и не имел образования, а дочь окончила самарскую гимназию с золотой медалью. Тем не менее, семья жила счастливо; Екатерина Павловна любили супруга, и эту любовь пронесла через годы радости и последующего одиночества.

Прошлая рана легкого, напряженная работа, недосыпания, недостаточно устроенный быт вызвали у Горького чахотку. По совету врачей в январе 1897 года он с женой выехал в Крым, а потом на Украину в село Мануйловка. 27 июля у них родился сын – Максим. Была у них и дочь Екатерина, умершая в шестилетнем возрасте. После семи лет совместной жизни семья распалась, но заботы о сыне и жене не прекращались. За сорок лет переписки с Екатериной Павловной Горький написал ей более 600 писем. Она, после его смерти, много сделала для сохранения и популяризации его литературного наследия.

"Очерки и рассказы" Горького, выпущенные в Петербурге в 1898г. в 2х томах, по десять рассказов в каждом, получили одобрение не только в России, но и в Европе.

Некоторые тогдашние критики утверждали, что горьковские герои часто говорят "умнее и ярче, чем в жизни". На что автор отвечал: "Люди в моем изображении должны казаться умнее только потому, что я сжимаю их слова, отчего мысли становятся рельефнее". Другие критики называли его "вредным писателем" или "босяцким атаманом". По многим рассказам Горького не раз проходило острое перо цензоров. Даже в рассказе "О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины" нашлись крамольные слова: "угнетенные", "свободные", "все победившие птицы" и т.д.

"Отношения публики к моим писаниям, - отмечал автор,- укрепляют во мне уверенность в том, что я, пожалуй, и в самом деле сумею написать порядочную вещь. Вещь эта, на которую я возлагаю большие надежды, - ибо намерен возбудить ею стыд в людях, - мною уже начата, и зимой я буду ее продолжать". Такой "вещью" стал роман "Фома Гордеев", о нравах и психологии купечества. Роман печатался в течение 1899 года в петербургской газете "Жизнь".

Осенью 1899 года Горький по делам издательства своих произведений побывал в Петербурге. Посетив собрания местных либералов, народников, декадентов, легальных марксистов, отметил, что город "Так и остался в памяти моей  городом одиноких людей, загнанных жизнью в хлевушки самомнения, в темные уголки человеконенавистничества. Сколько сплетен слышал я там! Сколько много воспринял всякой мерзости!".

Были и приятные посещения и встречи, например: Эрмитажа, разговоры с писателем – мемуаристом А.Ф.Кони и художником И.Е.Репиным, который "быстро и все время оживленно разговаривая" написал его портрет, ставший шедевром живописи.

В 1900 году, приехав в Москву, Горький познакомился с Л.Н.Толстым, который записал в дневнике: "Был Горький. Очень хорошо говорил. И он мне понравился. Настоящий человек из народа".

Всегда помня о своем детстве и босяцкой юности, Горький постоянно занимался благотворительностью, причем не с целью возвыситься, а от чистого сердца, Так, в Нижнем Новгороде на Новый 1901 год он устроил елку со сладостями и подарками одежды и обуви для полутора тысячи детей бедняков. Глядя на них, он отметил с горечью: "Из пятисот вчерашних мальцов, быть может, один будет читать. Да, не больше. Ибо остальные умрут преждевременно от кори, тифа, скарлатины, дифтерии, холеры, поноса – от голода и холода".

Кроме того, для городской бедноты открыл чайную "Столбы" с бесплатной амбулаторией и концертной площадкой, дарил книги в библиотеки города и пригласил Ф.И.Шаляпина спеть, чтобы весь сбор от концерта пошел на строительство Народного дома. Много средств писатель вкладывал и в революционные дела.

6

Горький с юношеских лет увлекался театром. Будучи в Тифлисе пытался создать бродячий театра, в деревне Мануйловке руководил местной самодеятельностью, а также писал рецензии на спектакли Малого и Художественного театра в Москве, о котором сообщил А.П.Чехову: " Художественный театр – это так же хорошо и значительно, как Третьяковская галерея, Василий Блаженный и все самое лучшее в Москве. Не любить его – невозможно, не работать для него – преступление".

Годы с 1901 по 1905 года можно считать годами драматургии Горького. Им в этот период написаны пьесы: "Мещане", "На дне", "Дачники", "Дети солнца" "Варвары".

Пьесу "Мещане" в МХАТе царская цензура вначале запретила к постановке, но абонементы на спектакль оказались распроданными. Тогда министр внутренних дел Сипягин сообщил генерал-губернатору Москвы великому князю Сергею Романову: "Хотя из пьесы "Мещане" устранены все неудобные в цензурном отношении места и выражения, но, принимая во внимание широкую популярность Горького в известных кругах публики и особенно молодежи… я признал необходимость командировать на генеральную репетицию означенной пьесы начальника Главного управления по делам печати князя Н.В.Шаховского… Таким образом представляется возможность не допустить до публичного  воспроизведения тех мест или выражений, которые в чтении не производят отрицательного впечатления, но каковые в исполнении на сцене могут вызвать нежелательное действие". Даже в урезанном виде пьеса получила одобрение публики.

Такая участь подстерегала и пьесу "На дне". В.И.Немирович-Данченко вспоминал: "Как и следовало ожидать "На дне" цензурой было совершенно запрещено. Пришлось ехать в Петербург, отстаивать чуть не каждую фразу… "На дне" было разрешено только потому, что власти рассчитывали на решительный провал пьесы". В спектакле участвовал артистический цвет МХАТа: Станиславский, Качалов, Москвин, Книппер-Чехова и др. Расчет не оправдался, пьеса прошла с аншлагом во МХАТе, а затем с неизменным успехом ставилась в театрах Европы. В Берлине к 1905 году ее сыграли 500 раз, а в Париже в этой пьесе участвовала знаменитость мировой сцены – Элеонора Дузе.

Монархический журнал "Русский вестник" негодовал: "Нельзя не пожалеть того общества, которое в полном оголтении самосознания, в забвении всех устоев, своих верований, в растлении нравственности рвется, как римская толпа времен цезарей, ко всякой новинке и рукоплещет в неистовстве смраду, грязи, разврату, революционной проповеди… в то время как сам босяцкий атаман Горький Максим ударом пера, как ударом лома, рушит и самую почву, на которой стоит это общество. Какой вредный писатель! Какие жалкие, слепые поклонники, читатели и зрители!"

Если в "Мещанах" автор впервые в русской драматургии изобразил рабочего, как нового творца истории, а "На дне" с потрясающей силой показана жизнь обитателей ночлежки, то в пьесах "Дачники", "Детях Солнца" и "Варварах" он призывает интеллигенцию, служащую "чистой" науке, трудиться для блага народа. Пьеса "Враги" – это новая ступень самосознания пролетариата, который поднимается на политическую борьбу. По замечанию цензора: "Сцены эти являются сплошной проповедью против имущих классов, вследствие чего не могут быть дозволены и представлению".

7

Горький находился под постоянным наблюдением полиции. Доходило до курьезов. В Тифлисе завели судебное дело на рабочего-революционера Ф.Афанасьева, среди вещей которого нашли фотографию с дарственной надписью: "Дорогому Феде Афанасьеву на память от Максимовича". Когда дознались, что "Максимович" – это Горький, его арестовали в Нижнем Новгороде, этапировали в Тифлис и заключили в тюрьму – Метехский замок. Политического в фотографии ничего не нашли и "Максимовича" отпустили под надзор охранки. Сохранилась страница наблюдена одного из шпиков: "11 апреля Пешков с 2 часов пополудни был у Вдового дома, на площади, с женой, навстречу чудотворной иконой, грыз орехи… Для видимости старался держать себя далеко от лиц, состоящих под надзором и наблюдением…".

Тифлисская тюрьма сказалась на здоровье писателя, обострился туберкулез. Понадобилось лечение в Крыму. Его отъезд 7 ноября 1901 года вылился в демонстрацию нижегородцев. Приветствия революционно настроенной молодежи продолжались и на остановках по пути следования поезда. В конце пути Горький сказал жандарму: "Вы поступили бы гораздо умнее, если бы дали мне орден или  сделали губернатором, это погубило бы меня в глазах публики".

Начало XX века в России начался с подъема революционного движения. Горький не остался и как мог, помогал. Находясь в Петербурге, купил и выслал нижегородским революционерам мимеограф – аппарат для тиражирования листовок. Шпики донесли об этом. В апреле 1901 года писателя арестовали и отправили в тюрьму. На его защиту встала общественность России. Не остался в стороне и Лев Толстой, написавший товарищу министра внутренних дел письмо: "Я лично знаю и люблю Горького не только как даровитого, ценимого и в Европе писателя, но и как умного, доброго, симпатичного человека". Власть не могла противостоять общественному мнению. Писателя освободили из тюрьмы с условием, что в его квартире будет постоянно находиться полицейский. За период домашнего ареста Горького посетил А.П.Чехов, И.Бунин, Л.Андреев, лидер народничества Н.К.Михайловский; неоднократно в доме опального пел Ф.И.Шаляпин.

Подозреваемого Горького в связях с революционерами, сослали в захолустный Арзамас. Пребывание в нем отразятся в рассказах "Городок Окуров", "Жизнь Андрея Кожемякина", в пьесе "Варварах" и др. произведениях.

По возвращению из ссылки, нижегородская квартира писателя вновь стала культурным центром города, как в легальном, так и нелегальном отношении. Е.П.Пешкова, жена писателя, вспоминала: "К нам приходили, приезжали, жили днями, а иной раз и месяцами писатели, общественные деятели, артисты, студенты, партийные работники, начинающие писатели, случайные посетители".

Особенно Алексей Максимович интересовался районом Нижнего – Сормовским, где часто вспыхивали стачки рабочих против произвола заводчиков. Писатель снабжал деньгами семьи тех, чьи мужья за протесты находились в тюрьмах, а также нанял московского адвоката, для защиты лидера рабочих – Заломова (прообраза Павла Власова в романе "Мать"), отредактировал его речь на суде, и потом способствовал его побегу из ссылки.

В феврале 1902 года Академия наук избрала Горького почетным академиком по разделу словесности. Однако на письменном докладе по этому случаю, Николай II сделал пометку: "Более чем оригинально!". Министру же просвещения российской империи он выговорил: "Я глубоко возмущен этим и поручаю вам объявить, что по моему повелению выбор Горького отменяется". В знак протеста Короленко и Чехов отказались от таких же почетных званий.

Ленинская "Искра" тоже откликнулась на несправедливость: "… Несчастная Академия! Выби