Она была единственной на весь город, и банный день в семьях считался, чуть ли не праздничным. Мочалки из лыка и куски хозяйственного мыла были обязательными. Любители попариться брали веники, березовый или дубовый.
Прежде, чем попасть в баню, надо было отстоять очередь за билетом. Билет есть! В полутемном предбаннике, словно солдаты на осмотре, стояли зеленые шкафчики для белья и рядом скамейки такого же цвета. Моментально сбрасывал одежду, заталкивал в шкафчик, захлопывал дверцу, мельком смотрел на номер, хватал за ухо оцинкованный таз и скорее в моечную. В ней гул и мрак. Две-три лампочки под потолком не имели сил осветить помещение. Вдоль стен и посредине зала были бетонные сидения для моющихся. В стенах торчали пузатые медные краны с холодной и горячей водой. Повернешь ручку и, разлетаясь по сторонам, вырывалась вода, если горячая, то и обжечь могла. Для меня главное не мытье, а парилка. В нее пар подавался из водяного котла. Паропровод заканчивался краном в углу. Раздавался чей-то молодцеватый клич.
– Ребята, парку поддать?
– Поддай, поддай! – в тон просил кто-то.
– Поберегись, включаю!
В вышине слышался свист и шипение пара. На второй полке, едва различимый, дед хлестался веником, покряхтывая от удовольствия. На моих глазах его худое тело становилось красным, как у вареного рака.
- Ай, да парок! Благодать какая! Голубок, пройдись по мне веничком, а опосля я по тебе, – обращался он к соседу.
– Старый, помрешь, остепенись! – смеялся парень, нахлестывая деда.
– За себя страдай, ексина мать! Я многожильный! На фронте не помер, а в такой благодати кто же мрет? Чудак-человек.
– И то, правда...
Они парились, а я, сжавшись в комочек, прижав ладошки к ушам, обычно сидел до тех пор, пока не перехватывало дыхание. Уходить из парилки не хотелось.
После мытья, я с порога кричал номер своего шкафчика. Банщик, далеко не в белом халате, откликался, просовывал крючок в дырочку дверцы и открывал, не забывая при этом поздравить с легким паром. Отец ему потом давал пятнадцать копеек. Благодарно банщик кивал головой. В кассовом зале отец нам покупал ситро. Искристый напиток ударял сладостью в нос.
Бесспорно, русская баня отмывает не только тело, но и душу. После бани люди добреют.