«ЗЛАТОУСТАЯ  АННА – ВСЕЯ  РУСИ»

Жить – так на воле,

Умирать – так дома.

А.А.Ахматова

Вступление 

Л.А.Арутюновой – литератору от Бога, посвящается этот труд.

«Серебряный век» - это литературно-художественное и религиозно-философское направление, возникшее в России на стыке XIX и XX века, которое ознаменовалось поисками новых форм в литературе и искусстве. Анна Андреевна Ахматова одна из блистательных поэтесс этого века. Ее стихи – это мир душевных откровений, раздумий, переживаний, взлетов и разочарований. Богатство ритмов, звуков открывают нам златоустое звучание ее поэзии. Марина Цветаева назвала поэтессу «Златоустая Анна – всея Руси».

Среди множества литературных течений того времени видное место занимали символисты, видевшие преображение человека в слиянии искусства и религии. Футуристы предпочитали идти в ногу с европейским авангардом в искусстве. Акмеисты воспевали земное существование во всей его красоте и звучании. Акмеизм Н.Гумилев определил «как мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь»; а Мандельштам назвал его «совестью поэзии». В подобных оценках отразилась не только эстетика, но и этика акмеизма, не подчиняющаяся преходящим историческим обстоятельствам. Ахматова осталась верна моральным установкам акмеизма, явив в своем творчестве победу слова над судьбой.

Поэтесса считала, что стихи нельзя писать на заказ, как и нельзя, принудить себя любить кого-то. Без божьей искры, зажигающей вдохновение и возвышенное чувство, не может быть настоящей поэзии и любви. Анна Андреевна имела их от Природы, которая заложила в талант способность увидеть поэзию в обычной жизни, одухотворить ее и отдать читателям то, что прошло через собственную душу и именно такая поэзия способна возвысить человека.

Глава 1

Истоки творчества

11 (23)июня 1889 года в пригороде Одессы Большой Фонтан на даче Саракини у капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и его супруги Инны Эразмовны, урожденной Стоговой, родился третий ребенок - дочь Анна. Всего в семье было шесть детей. Две девочки в раннем возрасте умерли от туберкулеза, старшая сестра Инна умерла от него же в 1906 году; осталась Анна и братья: Андрей и Виктор, который вспоминал: «… Мой отец Андрей Антонович был полурусский и полугрек. Профиль моей дорогой сестры, нос с горбинкой, есть наследство от бабушки гречанки…».

Андрея Антоновича в 1875 году из Одессы перевели на преподавательскую работу в Морское училище С-Петербурга. Прожив некоторое время в Павловске, переехал в Царское Село. Среди преподавателей и курсантов пользовался авторитетом и за многолетнюю работу имел орден св. Станислава 3-ей степени. Несмотря на заслугу, оказался в числе политически неблагонадежных, т.к. он и две его сестры были уличены в симпатии к народовольцам. Получив отставку, флотский офицер поступил на гражданскую службу по делам морской торговли. Он был красивым, с властным характером, громкоголосым, жизнерадостным, любил все изящное и увлекался женщинами. Валерия Сергеевна Срезневская, подруга детских лет Анны Андреевны, его помнила таким: «Красивый, высокий, стройный, одет всегда с иголочки, цилиндр слегка набок, как носили при Наполеоне III…». В одном из писем родственнику С.В.фон Штейну в феврале 1907 года Анна написала следующее: «… Уважать отца я не могу, никогда его не любила, с какой же стати буду его слушаться».

Из детских воспоминаний в память Анны врезался «таинственный недуг» - болезнь, разыгравшаяся в десятилетнем возрасте от которой она неделю «пролежала в беспамятстве» и потом на время оглохла. Вспоминала и лунатизм, снохождение. «В детстве, лет до 13 – 14, А.А. была лунатичкой… Ночью вставала, уходила на лунный свет в бессознательном состоянии. Отец всегда отыскивал ее и приносил домой на руках», - из записей Лукницкого П.Н.

Лето 1901 года семейство провело на даче Тура под Севастополем. «В окрестностях этой дачи… - я получила прозвище «дикая девочка, потому что ходила босиком, бродила без шляпы и т.д., бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма, и загорала до того, что сходила кожа, и всем этим шокировала провинциальных севастопольских барышень».

В Царском Селе Горенко вели замкнутый образ жизни, о чем вспоминала В.С.Срезневская: «Наши семьи жили замкнуто. Все интересы отцов были связаны с Петербургом; матери – многодетные, обремененные хлопотами о детях и хозяйстве. Уже дворянского приволья не было и в помине… Растить многочисленную семью было сложно. Отсюда не всегда ровная атмосфера в доме; не всегда и ровные отношения между членами семьи»

Однако в семье строго соблюдались традиции христианства: посещения церкви, причастия, соблюдения постов. А.Г.Нейман вспоминал слова Анны Ахматовой, сказанные в «Прощенное» воскресенье 1963 года: «В этот день мама выходила на кухню, низко кланялась прислуге и сурово говорила: «Простите меня грешную». Прислуга так же кланялась и так же сурово отвечала: «Господь простит, Вы меня простите». Во многие стихотворения Анны Андреевны войдут потом христианские мотивы. В зрелом возрасте Ахматова любила посещать монастыри. Об одной из поездок 1 мая 1953 года в загорскую Лавру вспоминала Л.К.Чуковская: «Мы вошли в Патриаршую церковь…. Анна Андреевна, сосредоточенно крестясь, уверенной поступью шла торжественно шла по длинному храму вперед, а мы плелись за ней. Пение было ангельское. Из Патриаршего храма мы пошли в другой, поменьше… Анна Андреевна опустилась на колени перед иконой Божьей Матери…».

Вечерний звон у стен монастыря,

Как некий благовест самой природы…

И бледный лик в померкнувшие воды

Склоняет сизокрылая заря…

Странным покажется, что дворяне Горенко не имели в доме книг. «В доме у нас не было книг, ни одной книги. - Вспоминала Анна Андреевна. - Только Некрасов, толстый том в переплете. Его мне мама давала читать по праздникам». По душе пришелся девочке этот поэт, и особенно поэма «Мороз, красный нос и «Русские женщины», посвященная женам декабристов.

Известно, что художественный вкус из ничего не рождается. Несомненно, среда обитания сказалась на Анне. Её нежная, отзывчивая душа не могла не откликнуться на великолепие парков Царского Села, Павловска и других замечательных мест С-Петербурга. О Павловске она напишет:

Как в ворота чугунные въедешь,

Тронет тело блаженная дрожь,

Не живешь, а ликуешь и бредишь,

Иль совсем по-иному живешь…

Она росла в Царском Селе, пропитанном духом поэзии А.С.Пушкина.

В семье детям прививали уважение к русскому языку, и оттого поэзия Ахматовой будет пронизана русским духом, певучим и раздольным, как бескрайние степи. Не выпали из-под наблюдения девочки говор, быт, одежда, обычаи и многое другое, связанное не только с жителями Царского Села, но и окрестных сел, деревень и тех мест, где побывала в детстве.

Цветов и неживых вещей

Приятен запах в этом доме.

У грядок груды овощей

Лежат, пестры, на черноземье

Первое знакомство с Эрмитажем и Русским музеем у Анны состоялось в десять лет: «Меня… маленькую водили в Эрмитаж и Русский музей… Мы жили в Царском, мама возила меня из Царского…». Среди множества полотен Эрмитажа внимание девочки привлекла «Мадонна Лита» Леонардо да Винчи. Затем, посещая музей, Анна всегда шла в комнату, где находилась картина и по долгу простаивала около.

В Русском музее ей нравились художники передвижники, но, правда, не все. Потом о картине Валентина Серова «Портрет О.К.Орловой» Анна резко выскажется: «Я не люблю Серова. Вот, принято говорить про портрет Орловой: «портрет аристократизма». Спасибо! Какой там аристократизм! Известная петербургская великосветская шлюха… Этот пустой стул с тонкими золочеными ножками, как на приеме у зубного врача! Это шляпа! Нет, благодарю!»

Из записной книжки поэтессы. «Читать научилась поздно, кажется семи лет (по азбуке Льва Толстого)» … «В восемь лет уже читала Тургенева». В тринадцать лет знала по-французски поэтов Бодлера, Готье, Верлена.

Когда Анне исполнилось десять лет, ее отдали учиться в первый класс Царскосельский Мариинской женской гимназии. Анна Андреевна вспоминала о гимназических годах: «Училась я сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». Свои первые стихи она написала в одиннадцать лет, и отец назвал ее «декадентской поэтессой».

После трех лет обучения Анны отец подал прошение об определении ее» в пятый класс Императорского воспитательного общества благородных девиц (Смольный институт). Через два месяца учебы по просьбе матери ее отчислили из института из-за того, что не могла переносить строгой дисциплины учебного заведения и к тому же страдала лунатизмом. Пришлось Анне вернуться в Мариинскую гимназию. В 1905 году она окончит шесть классов. Много в гимназии было хорошего, но была и другая сторона, названная «бурсой». В 1961 году в «Царскосельский оде» Ахматова написала:

Драли песнями глотку

И клялись попадьей,

Пили допоздна водку,

Заедали кутьей.

Не одобрял отец посещения пятнадцатилетней Анной студенческих царскосельских вечеринок у родственников и «понедельников» у поэта Валентина Кривича. «Папа меня не пускал ни туда, ни сюда, так что мама меня по секрету отпускала до 12 часов… Тогда, например, нельзя было думать о том, чтобы принимать у себя гостей… я была в таком возрасте, что не могла иметь собственных знакомых – считалось так», - записано со слов Анны Андреевны - Лукницкой В.К.

Анна любила поэзию. Спустя много лет она скажет Л.К.Чуковской: «В нашей юности молодежь стихов не любила и не понимала. Толщу было ничем, не пробрать. Стихи были забыты, разлюблены, потому что наши отцы и матери, из-за писаревщины, считали их совершенным вздором, ни для какого употребления не годными…».

В 1905 году Андрей Антонович ушел из семьи к Е.И.Страннолюбской, прожив с ней в гражданском браке около десяти лет. Из-за того, что семья осталась без кормилица и жить в Царском Селе стало трудно, Инна Эразмовна с детьми переехала в Евпаторию. Анна Андреевна вспоминала: «Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов. Отзвуки революции Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории».

В мае 1906 года вместе с тетушкой А.Э.Викар Анна уехала в Киев для продолжения учебы. Сдав экзамены, поступила в 8 класс Фундуклеевской женской гимназии. Помимо учебной программы Анна много читала другой литературы, увлекалась поэзией и особенно любила А.Блока. Так как литературные новинки медленно доходили до Киева, она писала родственнику Сергею фон Штейну: «Мой дорогой Сергей Владимирович, я прочла ваше письмо, и мне стало стыдно за свою одичалость. Только вчера я достала «Жизнь человека» (драму Леонида Андреева), остальных произведений, о которых Вы пишете, я совсем не знаю. Мне вдруг захотелось в Петербург, к жизни, к книгам. Но я вечная скиталица по чужим грубым и грязным городам, какими были Евпатория и Киев, будет Севастополь, я давно потеряла надежду. Живу отлетающей жизнью так тихо, тихо…».

Благодаря упорной работе над собой у Анны формировался свой, отличный от многих, литературный вкус. Например, она по-своему относилась к А.П.Чехову. В поздних беседах с Л.К.Чуковской говорила: «Я не люблю его потому, что все люди у него жалкие, не знающие подвига. И положение у всех безвыходное. Я не люблю такой литературы. Я понимаю, что эти черты чеховского творчества обусловлены временем, но все равно не люблю… Чехов многого не видел. Как-то близоруко смотрел на Россию. Так нельзя слишком близко, тогда видны только тараканы в щелях».

Анну возмущали рассказы Антона Павловича, где он изображал художников бездельниками, и защищала их, говоря: « …в действительности художник – это страшный труд, духовный и физический. Это сотни набросков, сотни верст не только по лесам и полям с альбомом, но и непосредственно перед холстом. А сколько предварительных набросков к каждой вещи!..».

В годы учебы Анна часто болела, что видно из письма  к Сергею фон Штейну: «… Я болела легкими (это секрет) и, может быть, мне грозит туберкулез. Мне кажется, что я переживаю то же, что Инна, и теперь ясно понимаю состояние ее духа. Очень боюсь горловую чахотку. Она хуже легочной. Живем в крайней нужде. Приходится мыть полы, стирать… Гимназию кончила очень хорошо. Доктор сказал, что курсы – смерть. Ну и не иду – маму жаль». 28 мая 1907 года Анна Горенко получила «свидетельство на звание домашней учительницы тех предметов, в которых оказала хорошие успехи».

Вопреки возражению матери, не желавшей, чтобы дочь продолжала учебу, осенью 1908 года она поступила в Киеве на юридический факультет Высших женских курсов. По истечении двух лет учебы поняла – не то. «Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела»… «Все это время (с довольно большими перерывами) я продолжала писать стихи, с неизвестной целью ставя под ними номера»,- записала Анна Андреевна в 1965 году в автобиографии «Коротко о себе».

Первой любовью Анны был студент С-Петербургского университета Владимир Викторович Голенищев-Кутузов, ставший по окончанию учебы секретарем Российского консульства в Сербии. Чувство к нему было не мимолетным и скоропроходящим, а глубоким и длилось без взаимности несколько лет. Сергею фон Штейну она писала: «Милый мой Штейн, если бы вы знали, как я глупа и наивна! Даже стыдно перед вами сознаться: я до сих пор люблю В.Г.(Голенищева) – К(утузова). И в жизни нет ничего, ничего кроме этого чувства». Встречаясь с Николаем Гумилевым, Анна не забывает свою первую любовь и просит Сергея: «…Пришлите мне, несмотря ни на что, карточку Владимира Викторовича…». Получив фотокарточку, пишет фон Штейну: «На ней он совсем такой, каким я знала его, любила и так безумно боялась: элегантный и так равнодушо-холодный». Переписка Анны с Сергеем, относительно Голенищева-Кутузова, шла еще некоторое время.

24 декабря 1903 года в Царском Селе четырнадцатилетняя гимназистка Анна Горенко познакомилась с гимназистом седьмого класс Николаем Гумилевым.

В.С.Срезневская вспоминала: «… Около гостиного двора мы встретились с «мальчиками Гумилевыми»: Митей, старшим… и с его братом Колей…. Я с ними была раньше знакома, у нас была общая учительница музыки… Аня ничуть не была заинтересована этой встречей… Но, очевидно, не так отнесся Николай Степанович, к этой встрече. Часто, возвращаясь из гимназии, я видела, как он шагает вдали в ожидании появления Ани».

Николай уже имел поэтический опыт, являясь участником гимназического рукописного журнала и автором стихотворения «Я в лес бежал из городов», напечатанного в «Тифлиском листке» за сентябрь 1902 года.

В 1912 году Анна посвятит Гумилеву стихотворение:

В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой веселый…

В.С.Срезневская так сказала об отношениях молодых людей: «Анне он не понравился – вероятно, в этом возрасте девушкам нравятся разочарованные молодые люди, старше двадцати пяти лет, познавшие уже много запретных плодов и пресытившиеся их пряным вкусом. Но уже тогда Коля не любил отступать перед неудачами…».

Близкое знакомство между Анной и Николаем состоялось на пасху 1904 года, о чем записала В.К.Лукницкая.: «… Гумилевы в своем доме давали бал, на котором в числе гостей первый раз была Аня Горенко. С этой весны начались их регулярные встречи. Они посещали вечера в ратуше, были на гастролях Айседоры Дункан… участвовали в благотворительном спектакле в клубе на Широкой улице… были на нескольких, модных тогда, спиритических сеансах у Бернса Майера, хотя и относились к ним весьма иронически. Они встречались, гуляли, катались на коньках…». Николай посвящал Анне стихотворения и среди них это.

Я люблю ее, деву-ундину,

Озаренную тайной ночной,

Я люблю ее взгляд заревой

И горящие негой рубины.

Было за что полюбить юную Анну. Она «… писала стихи, очень много читала… выросла, стала стройной, с прелестной хрупкой фигуркой развивающейся девушки, с черными, очень длинными и густыми волосами, прямыми, как водоросли, с белыми и красивыми руками и ногами, с несколько безжизненной бледностью определенно вычерченного лица, с глубокими, большими светлыми глазами, странно выделявшимися на фоне черных волос и темных бровей и ресниц. Она была неутомимой наядой в воде, неутомимой скиталицей-пешеходом, лазила как кошка, и плавала как рыба». Из воспоминаний В.С.Срезневской.

За переездами Анны, учебой, Николай Гумилев должен бы быть забытым ею, но нет. Осенью 1906 года она написала ему малозначащее письмо в Париж. В ответ получила от него неожиданное предложение руки и сердца. Несмотря на то, что любви с ее стороны не было, согласилась с предложением и 2 февраля 1907 года написала Сергею фон Штейну: «Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже три года, и я верю, что моя судьба быть его женой… Я убила мою душу».

Следующее письмо фон Штейну. «Мой Коля собирается, кажется, риехать ко мне – я так безумно счастлива… Всякий раз, как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с великими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодные компрессы и всеобщее недоумение… Я стала зла, капризна, невыносима… Я себя ненавижу, презираю, я не могу переносить этой лжи, опутавшей меня».

11 февраля 1907 года. «… жду каждую минуту приезда Nicolas. Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилев – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей… Я клянусь всем для меня святым, что этот человек будет счастлив со мной».

Окрыленный жених приехал к Анне в Евпаторию и… получил отказ. Уговоры оказались напрасными, раздосадованный, он вернулся во Францию и совершил попытку самоубийства. В период с 1907 по 1909 их будет еще несколько.

Не оставляя надежды жениться на Анне, пылкий поклонник неоднократно приезжал к ней в Киев, Севастополь, Лустдорф с предложениями, но неизменно получал отказы и после очередной неудачи уехал в Африку в научную экспедицию изучать язык и быт местного населения.

В.К.Лукницкая вспоминала, как раньше: «АА, провожая Николая Степановича, ездила с ним из Лустдорфа в Одессу (на трамвае). Николай Степанович все спрашивал ее, любит ли она его? АА ответила: «Не люблю, но считаю Вас выдающимся человеком».

В рабочей тетради Анна Андреевна сделала запись: «Бесконечное жениховство Н.С. и мои столь бесконечные отказы, наконец, утомили даже мою кроткую маму, и она сказала мне с упреком: «Невеста неизвестная», что показалось мне кощунством».

Будучи студентом юридического факультета С-Петербургского университета, Н.Гумилев осенью 1909 года написал Анне: «Я понял, что в мире меня интересует только то, что имеет отношение к Вам». Эта фраза на всю жизнь останется в памяти Анны Горенко. Вскоре Николай Степанович с группой сотрудников журнала «Апполон» приехал в Киев проводить вечер под названием «Остров искусств». Была на нем и Анна. После пила кофе у Гумилева в номере гостиницы «Европейская» и здесь молодые люди решили обручиться. Анне было 21 год, а Николаю - 28.

За два месяца до венчания невеста написала своей подруге Валерии Тюльпановой: «Птица моя… Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу. Вы все знаете, единственная, ненаглядная, любимая, нежная. Валя моя, если бы я умела плакать. Аня».

Вначале апреля 1910 года Анна приехала в Петербург и побывала у родителей жениха. 5 апреля он подал прошение на имя ректора С-Петербургского университета о разрешении вступить в законный брак с дочерью статского советника Анной Андреевной Горенко. 14 числа разрешение было получено, а 25 апреля 1910 года состоялось их венчание в Никольской церкви на окраине Киева. Родственников со стороны матери на венчании не было. Они считали «… брак заведомо обречен на неудачу…», - так записано со слов Анны Андреевны ее биографом Амандой Хейт. После свадьбы муж положил в банк на имя жены две тысячи рублей: «… чтобы она чувствовала себя независимой и вполне обеспеченной», - так сказал он Ирине Одоевцевой.

Свадебное путешествие молодые совершили в Париж. Месяц оказался калейдоскопическим: музеи, выставки, прогулки по городу, встречи, кафе, ночные кабаре, знакомство с художником А.Модильяни…

По возвращении, молодожены остановились в Царском Селе в доме матери Гумилева. Анна вспоминала: «На север я вернулась в июне 1910 года. Царское после Парижа показалось мне совсем мертвым. В этом нет ничего удивительного. Но куда за пять лет провалилась моя царскосельская жизнь? Не застала там я ни одной моей соученицы по гимназии и не переступила порог ни одного Царскосельского дома. Началась новая петербургская жизнь».

Глава 2 

«Навстречу новой жизни, славе…»

В Петербурге Анна поступила на Высшие историко-литературные курсы и оказалась в водовороте новой для нее жизни: друзья, встречи с поэтами и сотрудниками «Апполона», ответные визиты. Поэт Михаил Кузьмин, частый гость Гумилевых, так отозвался об Анне: «Она манерна, но потом обойдется». «Вечером визитировали Гумилевы. Она ничего – обойдется и будет мила».

13 июня 1910 года Николай и Анна посетили знаменитую на весь Петербург квартиру - «Башню» Вячеслава Иванова, в которой собирались литераторы всех направлений и течений. Здесь Анна впервые прочитала свои стихи: «И когда друг друга проклинали…», «Пришли и сказали: «Умер твой брат». Хозяин «Башни» к прочитанному, отнесся равнодушно, произнеся: «Какой грустный романтизм».

Михаил Замятин отметил личные качества поэтессы: «В общем, она сносно-симпатичная, только очень тощая и болезненная, но не дурная, высокая брюнетка…». После этого посещения с легкой руки поэта Ю.Н.Верховского супружескую пару в шутку стали называть «Гумилев с Гумильвицей».

Однако при следующем посещении Вяч.Иванов попросил Ахматову почитать что-нибудь новое. В числе других сочинений прочитала и «Песню последней встречи».

Так беспомощно грудь охладела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

В восторге хозяин Анне поцеловал руку, сказав: « Я Вас поздравляю. Это событие в русской поэзии».

Участница чтения А.В.Тыркова-Вильямс, вспоминала: «Из поэтов, читавших свои стихи в Башне, ярче всего запомнилась Анна Ахматова. Пленительная сила струилась от нее, как и от ее стихов. Тонкая, высокая, стройная, с гордым поворотом маленькой головки, закутанная в цветистую шаль, Ахматова походила на гитану. Нос с горбинкой, темные волосы, на лбу подстриженные короткой челкой, на затылке подхвачены высоким испанским гребнем. Небольшой, тонкий, не часто улыбавшийся рот. Темные суровые глаза. Её нельзя было не заметить. Мимо неё нельзя было пройти, не залюбовавшись ею. На литературных вечерах молодежь бесновалась, когда Ахматова появлялась на эстраде. Она делала это хорошо, умело, с сознанием своей женской обаятельности, с величавой уверенностью художницы, знающей себе цену. А перед Блоком Анна Ахматова робела. Не как поэт, как женщина. В Башне ее стихами упивались, как крепким вином».

Дебют юной поэтессы в российской печати состоялся в феврале 1911 года стихотворением «Старый портрет», напечатанным в третьем номере «Всеобщего журнала литературы, искусства, науки и общественной жизни», причем, впервые подписанным - «Анна Ахматова». История псевдонима такова. В свое время Андрей Антонович Горенко не одобрял увлечение дочерью сочинительством и просил не ставить под стихами своей фамилии. Чтобы в печати не было двух Гумилевых, Анна Андреевна, в знак уважения к своей прабабушке, симбирской дворянке Прасковье Федосеевне Ахматовой, взяла ее фамилию в качестве псевдонима.

Журнал «Гаудеамус» тоже напечатал три ахматовские стихотворения.

Имя Ахматовой стало популярным среди петербуржцев. Оценил молодую поэтессу и лидер символистов Валерий Брюсов: «Стихи г-жи Ахматовой весьма дороги нам своей особенной остротой… Мы уверены или, по крайней мере, надеемся, что Н.Гумилев, С.Городецкий и А.Ахматова останутся в будущем хорошими поэтами».

Сергей Городецкий писал в газете «Речь» за январь 1912 года о «…прелестных стихотворениях Анны Ахматовой, полных такой близости и интимному переживанию, такого острого аромата женской жизни».

Владимир Пяст посвятил ей стихотворение:

Здравствуй, желанная дочь

Славы, богини – властительницы!

В каждом кивке твоем – ночь

Жаждет луны победительницы,-

Славы любимая дочь!

Поэтесса свои стихи читала с упоением. Ю.Анненков вспоминал: «Анна Ахматова, застенчивая и элегантно-небрежная красавица, со своей «незавитой челкой», прикрывавшей лоб, и с редкостной грацией полу-движений и полу-жестов, - читала, почти напевая, свои ранние стихи. Я не помню никого другого, кто владел бы таким умением и такой музыкальной тонкостью чтения, каким располагала Ахматова. Пожалуй – Владимир Маяковский…».

В апреле Гумилевы через Швейцарию отправились в Италию, побывав в Генуе, Венеции и др. городах. Потом по делам экспедиции Николай Степанович уехал в Аддис-Абебу, а жена осталась одна в его квартире в Царском Селе. Навестив мать в Киеве, вернувшись в Царское, Анна почувствовала в себе прилив новых творческих сил: «… Стихи шли ровной волной, до этого ничего подобного не было. Я искала, находила, теряла. Чувствовала (довольно смутно), что начинает удаваться. А тут и хвалить начали». Хвалил Вячеслав Иванов и сотрудники журнала «Апполон».

Период творческого рассвета Анны Ахматовой пришелся на 1912 – 1923 годы. В 1912 году вышел первый ахматовский сборник «Вечер» тиражом 300 экземпляров. Вступление к нему написал Михаил Кузьмин: «… Итак, сударыни и судари, к нам идет новый, молодой, но имеющий все данные стать настоящим поэт. А зовут его – Анна Ахматова». В книгу вошло и стихотворение посвященное Н.Гумилеву, которое в других изданиях не повторялось.

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стертые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

И женской истерики.

…А я была его жена.

Поэт и критик Н.В.Недоброво дал глубокий анализ ее работе: « … неожиданно личная складка Ахматовой, и не притязавшая на общее значение, приобрела через «Вечер» и явившиеся после стихи, совсем как будто необоснованное влияние. В молодой поэзии обнаружились признаки возникновения ахматовской школы, а у ее основательницы появилась прочная обеспеченная слава. Если единичное получило общее значение, то, очевидно, источник очарования  был не только в  занимательности выражаемой личности, но и в искусстве выражать её: в новом умении видеть и любить человека… Необычна та любовь, которою на огромной глубине дышат стихотворения Ахматовой, с виду посвященное совсем личным страдания… Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смирение – не слабость ли это духа, не простая ли сентиментальность? Конечно, нет: самое голосоведение Ахматовой, твердое, и уже скорее самоуверенное, самое спокойствие в признании и болей и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук – все это свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лирическую душу скорее жестокую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную». Такое суждение останется справедливым и для дальнейшего творчества поэтессы.

1 октября 1912 год у Гумилевых родился сын, нареченный - Львом. По воспоминаниям В.С.Срезневской: «Рождение сына очень сильно связало Анну Ахматову. Она первое время сама кормила сына и прочно обосновалась в Царском». В записной книжке Анна Андреевна отметила: «Скоро после рождения Лёвы мы (с Н.С.Гумилевым) молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной друг друга».

В марте 1914 года вышла тысячным тиражом вторая книга стихов Ахматовой - «Четки». Стихи в них поэтесса называла стихами – песнями, в которых прослеживалась ее собственная жизнь и душевные переживания, связанные с неудавшейся любовью. Благодаря «Четкам» поэтесса обрела популярность в России. Книга переиздавалась несколько раз, как в русских издательствах, так и берлинском. Далее были изданы: «Белая стая», «Подорожник» и др.

Поэт Мандельштам отметил в поэзии А.Ахматовой народные мотивы: «Принимая во внимание чисто литературный, сквозь стиснутые зубы процеженный словарь поэта, эти качества делают ее особенно интересной, позволяя в литературной русской даме двадцатого века угадывать бабу и крестьянку».

Ты знаешь, я томлюсь в неволе,

О смерти Господа моля.

Но все мне памятна до боли

Тверская скудная земля.

Журавль у ветхого колодца,

Над ним, как кипень, облака,

В полях скрипучие воротца,

И запах хлеба, и тоска.

И те неяркие просторы,

Где даже голос ветра слаб,

И осуждающие взоры

Спокойных загорелых баб.

В следующей серии стихов зазвучала Россия, Бог и настоящая любовь. По выражению О.Мандельштама: «В последних стихах Ахматовой произошел перелом к религиозной простоте и торжественности: я бы сказал, после женщины настал черед жены…. Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России».

То ли после поездки Анны в Париж к Модильяни, то ли она узнала, что Николай Степанович уже имел полугодовалого сына от гражданской жены Т.В.Адамович, преподавательницы гимназии, то ли от обоюдного желания жить независимо друг от друга, в их семье вызрел конфликт. В июне 1914 года Николай Степанович заявил жене о разводе, она тут же дала согласие, и Гумилев уехал в Либаву к новой семье, а Анна Андреевна к матери в Дарницу, а потом к сыну в Слепнево.

1 августа 1914 года Германия объявила войну России. По всеобщей мобилизации Н. Гумилева зачислили вольноопределяющимся в Гвардейский запасной кавалерийский полк. В средине декабря, получив краткосрочный отпуск, Николай Степанович прибыл в Петроград. Через несколько дней, Анна проводила его на фронт до Вильно.

Переписка между ними оставалась регулярной. Она посылала ему свои новые стихотворения, а он редактировал. «Стихи твои, Аничка, очень хороши… ты не только лучшая русская поэтесса, но и просто крупный поэт.

После февральской революции 1917 года Николай Гумилев уехал вначале в Париж, а потом оказался в Лондоне, оттуда написал ей: «Дорогая Анечка, привет из Лондона… Я живу отлично, каждый день вижу кого-нибудь интересного, веселюсь, пишу стихи (устраиваю), устанавливаю литературные связи». Через три месяца Гумилев перебрался в Париж.

В России произошла Октябрьская революция. На нее Ахматова откликнулась стихотворением.

И целый день, своих пугаясь стонов,

В тоске смертельно мечется толпа,

А за рекой на траурных знаменах

Зловещие смеются черепа.

Вот для чего я пела и мечтала,

Мне сердце разорвали пополам,

Как после залпа сразу тихо стало,

Смерть выслала дозорных по домам.

Особенность ахматовской лирики конца 10 – 20-х годов состоит в том, что глобальные исторические события, война и революция, осмысляется не столько в историкофилософическом ключе, сколько в лично поэтическом плане. Писатели либо принимали революцию и воспевали ее, либо уходили в эмиграцию. Ахматова одна из немногих, выбрала третий путь, далекий от восприятия революции и столь же далекий от политической ненависти, высказанный в стихотворении «Петроград, 1919».

И мы забыли навсегда,

Заключены в столице дикой,

Озера, степи, города

И зори родины великой

В кругу кровавом день и ночь

Долит жестокая истома…

Никто нам не хотел помочь

За то, что мы остались дома,

За то, что город свой любя,

А не крылатую свободу,

Мы сохранили для себя

Его дворцы, огонь и воду.

Иная близится пора,

Уж ветер смерти сердце студит,

Но нам священный град Петра

Невольным памятником будет

Революция вызвала первую волну эмиграции. Вообще об эмигрантах Ахматова сказала: «Те, кто уехали, спасли свою жизнь, может быть, имущество, но совершили преступление перед Россией».

Уезжая навсегда за границу, Г.Иванов навестил Анну Андреевну и между ними произошел такой разговор. «… Уезжаете? Кланяйтесь от меня Парижу. – А вы, Анна Андреевна, не собираетесь уезжать? – Нет, Я из России не поеду. – Но ведь жить все труднее. – Да, все труднее. – Может стать совсем невыносимо. – Что же делать. – Не уедете? – Не уеду».

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубо… Продолжение »