ГЛАВА 6

ИЗ ГЛУБИНЫ СИБИРСКИХ РУД 

Тридцать лет провели декабристы в изгнании. Отправляя их на каторгу, монарх надеялся, что государственные преступники не перенесут моральной трагедии и уничтожат сами себя. Действительно, начало их каторжной жизни омрачалось еще и распрями между собой. Чтобы их прекратить в читинском остроге решили не вспоминать несостоявшееся восстание 14 декабря 1825 года, не упрекать друг друга за совершенные ошибки, наговоры, ложные показания в суде.

Е.П.Оболенский подтвердил справедливость этих строк: "В этой большой семье, где юноши 18 – и 20 – летние ежечасно находились в столкновении с людьми пожилыми, которые могли бы бить их отцами, ни одного разу не случилось видеть или слышать не только личное оскорбление, но даже нарушение того приличия, которое в кругу людей образованных составляет одно из необходимых условий жизни общественной… Текла наша жизнь среди шума желез, которыми были скованы наши ноги. Не без пользы протекало это время"…

И еще, монарх надеялся, что получаемое месячное содержание на каждого декабриста в 1 рубль 98 копеек и два пуда муки натурою быстро сведет интеллигентов в могилу. Не каждый из них мог рассчитывать на материальную помощь родственников, тем более, что некоторые из них вовсе отвернулись от осужденных.

В читинском остроге бедствующим друзьям, более обеспеченные, организовали Малую артель, которая помогла нуждающимся выжить не только в условиях каторги, но и на поселении. Каждый из декабристов, имевший возможность, вносил в общую кассу столько, сколько мог. Так, за период 1829 по 1837 год, взнос Волконского составил 15519 руб. 57 копеек. Пособие из артели поселенцам составляла от 600 до 800 рублей.

Басаргин вспоминал: "Это благотворительное учреждение (артель) избавляло каждого от неприятного положения зависеть от кого-либо в отношении вещественном и обеспечивало все его надобности. Вместе с тем оно нравственно уравнивало тех, которые имели средства, с теми, которые вовсе не имели их, и не допускало последних смотреть на товарищей своих как на людей, пользующихся в сравнении с ними большими материальными удобствами и преимуществами. Одним словом, оно ставило каждого на свое место, предупреждая, с одной стороны, тягостные лишения и недостатки, а с другой – беспрестанные опасения оскорбить товарища своего не всегда уместным и своевременным предложением помощи. Маленькая артель была учреждена именно с той целью, чтобы доставлять отъезжающим на поселение некоторое пособие, необходимое на первое время их прибытия на место".

Общий огород, посаженный декабристами, был большим подспорьем в рационе питания. М.Н.Волконская вспоминала: "… У нас собственный наш огород, на котором трудов немало; на сто человек заготовить запасу на зиму, немаловажный труд. 105 гряд каждый день полить занимает, по крайней мере, часов пять или шесть в день. Осенью мы собираем овощи с гряд, квасим капусту, свеклу, укладываем картофель, репу, морковь и другие овощи для зимнего продовольствия".

"Одежду и белье носили мы собственные, имущие покупали и делились с неимущими. Решительно все делили между собою: и горе и копейку. Дабы не тратить денег даром, или на неспособных портных, то некоторые из товарищей сами кроили и шили платья. Отличными закройщиками – портными были П.С.Бобрищев – Пушкин, Оболенский, Мозган, Арбузов. Щегольские фуражки и башмаки шили Бестужевы и Фаленберг; они трудами своими сберегали деньги, коими можно было помогать и другим нуждающимся вне нашего острога", - из воспоминаний А.Е.Розена

Не хлебом единым жили декабристы в заключении. Мозг требовал иной пищи, интеллектуальной: изучался немецкий, английский и другие языки. Пятидесятилетний В.Штейнгель выучил латынь, а Д.И.Завалишин освоил 13 языков! Музыка скрашивала медленно тянущееся заключение. У каторжан было 8 роялей, скрипки, виолончель, гитара, флейта, арфа, гусли… В музыкальных вечерах принимали участие и женщины. Часто звучали дуэты Нарышкиной и Ивашовой. Полина Анненкова пела под гитару. Трубецкая аккомпанировала исполнителям русских песен Свистунову, Кривцову, Тютчеву, Ивашовой… Работало и содружество любителей карандаша и кисти. В него входил П.Борисов, И.Анненков, А.Муравьев, Н.Репин и другие. Н.Бестужев, создал галерею портретов своих друзей и интерьеров камер. Была создана и газетно-журнальная артель, делившая между декабристами газеты и журналы, присылаемые родственниками из европейской части России. "Понятно, что в обществе, состоящем слишком из ста человек, в огромном большинстве из людей с высоким образованием, в ходу были самые разнообразные, самые занимательные и самые глубокомысленные идеи. Без сомнения, при умственных столкновениях серьезных людей первое место всегда почти занимали идеи религиозные и философические, так как тут много было неверующих, отвергающих всякую религию", - вспоминал А.П.Беляев о дискуссиях в среде товарищей.

Декабристы не замыкались рамками самообразования, они внесли большой вклад в развитие среди аборигенов культуры, ремесел, в дело изучения флоры, фауны и метеорологии Сибири. Они обучали местное население разведению до того неизвестных в этих краях сельскохозяйственных культур и плодовых деревьев. Строили школы для бедняков, открывали библиотеки, картинные галереи, музеи общего пользования, оказывали юридическую помощь и т. д. "… громкая слава нашего учения, - писал М.Бестужев, - прокатилась из конца в конец, и нам стало жутко от просьб и молитв за сыновей и братьев". И это несмотря на запреты, шедшие из Петербурга, и гонения губернских властей типа приказа: "Генерал – губернатор Восточной Сибири (А.Лавинский) из переписки государственных преступников, на поселении находящихся, усмотрел, что некоторые из них обучают крестьянских детей российской грамоте. Находя это… противным прямому смыслу существующих узаконий и, желая отвратить вредное влияние таковых учителей на умы учеников, его высокопревосходительство предписал… положить предел этому злу, допущенному местными властями".

"… Поведение наше, основанное на самых простых, но строгих нравственных правилах, на ясном понимании справедливости, честности и любви к ближнему, не могло не иметь влияния на людей, которые по недостаточному образованию своему и искаженным понятиям знали только одну материальную сторону жизни и потому старались только об ее улучшении, не понимая других целей для своего существования… Можно положительно сказать, что наше долговременное пребывание в разных местах Сибири доставило в отношении нравственного образования сибирских жителей некоторую пользу и ввело в общественное отношение несколько новых и полезных идей", - писал декабрист Н.В.Басаргин.

Лучшим памятником умершим всегда остается благодарная память потомков. "Они (декабристы) не замкнулись на своей кружковщине и при переходе на поселение тотчас же постарались найти себе практическую деятельность по душе и пристроиться к какому-нибудь делу на пользу края",- Н.А.Белоголовый, врач, общественный деятель, журналист того времени.

Подтверждает это П.И.Першин – Караксарский, журналист, общественный деятель. "Мы, дети шестидесятых годов, хотя застали в живых не многих из них (декабристов), слышали печальную повесть из уст самих переживших свои бедствия в ссылке и каторге и впоследствии водворившихся в местах поселения как свободные граждане. Общение с ними тогдашней сибирской молодежи приносило величайшую пользу в просветительном отношении…. Явилась местная обличительная литература, всполошившая весь чиновничий мир. Вдохновителями высоких порывов нельзя было не признать учителей наших, бывших узников Петровского каземата. Мир их праху, пионерам света и добра! Они тяжкой каторгой искупили свои увлечения, не пришедшиеся ко времени, а опередившие события ровно на восемьдесят лет.

Тело их было заковано в железо, но мысли, идеи были свободны и разбрасывались как доброе семя на благодарную почву".

"Кто из нас, сибиряков, в своей семье или семье знакомых не знает благотворного культурного воздействия декабристов, поляков, русских революционеров. Наши бабушки, матери учились у них музыке, живописи, учились интересоваться книгой, получили навык к чтению; наши деды и отцы имели в лице этих людей первых наставников и, если в последующей жизни сохранили "искру божию", то часто относили все это сохранившееся хорошее на счет влияния своих учителей," – Н.Н.Козьмин, профессор Иркутского университета.

К времени амнистии в живых осталось 55 декабристов. Из них 34 жили в Сибири и 21 во внутренних губерниях России. После смерти Николая I, по случаю коронации нового царя Александра II, в 1856 году издали манифест об амнистии государственных преступников. Н.П. Огарев в " разборе Манифеста 26 августа 1856г." писал: "…правительство могло быть не беспокоиться, так как прощало стариков не задолго до смерти, свежесть чувств и мыслей, несгибаемая воля к жизни покорила современников и вызвали беспокойство властей".

В одном из писем к Е.А.Энгельгардту И.Пущин отметил: "Если бы мне сказали в 1826 году, что я доживу до сегодняшнего дня и пройду через тревоги этого промежутка времени, то я бы никогда не поверил и не думал бы найти в себе возможность все это преодолеть. Между тем и это все прошло, и, кажется, есть еще запас на то, что предстоит впереди…".

За период 1856 – 63 годы вернулось в центр 22 изгнанника. Некоторые не воспользовались данным правом, не было средств на выезд, да и некто их дома не ждал.

Об одиннадцати отважных женщинах, разделивших с мужьями каторгу, петрашевец Ф.М.Достоевский благодарно сказал: "Они бросили все: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем не повинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья… Они благословили нас в новый путь"…

8 декабристок пережили с мужьями каторгу и поселения. Первой умерла в 1832 году в Петровском заводе А.Г.Муравьева. К.П.Ивашева в Туринске в 1839 году. Е.И.Трубецкая в Иркутске в 1854 году.

Уверенность за будущее Сибири высказал А.Е.Розен: "Расставаясь со страной изгнания, с грустью вспоминал любимых товарищей – соузников и, благословляя их, благословлял страну, обещающую со временем быть не пугалищем, не местом и средством наказания, но вместилищем благоденствия в высшем значении слова. Проведение, быть может назначило многих из моих соизганников… быть основателями и устроителями лучшей будущности Сибири, которая, кроме золота и холодного металла и камня, кроме богатства вещественного, представит со временем драгоценнейшие сокровища для благоустроенной гражданственности".

Прошел год. На запрос шефа жандармов В.А.Долгорукова о поведении амнистированных, начальник второго округа корпуса жандармов в Москве генерал – лейтенант С.В.Перфильев в феврале 1857г. дал такой ответ: "Несмотря на столь длительное отчуждение от общества, при вступлении в него вновь – они не высказывают никаких странностей, ни уничижения, ни застенчивости, свободно вступают в разговор, рассуждают об общих интересах, которые, как видно, никогда не были им чужды…, словом сказать, 30-летнее их отсутствие ничем не высказывается"…

Лев Николаевич Толстой проявил большой интерес к изгнанникам и писал об них: "Довелось мне видеть возвращенных из Сибири декабристов, и знал я их товарищей и сверстников, которые изменили им и остались в России и пользовались всяческими почестями и богатством. Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах, были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было и помянуть свою жизнь; казалось, несчастны были приговоренные и сосланные, и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет, и ясно стало, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, неволя, было счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия".

В 1861 году все же произошла отмена крепостного права, за которую декабристы пошли на виселицу и каторгу. В подготовке и проведении освобождении крестьян приняли активное участие и бывшие государственные преступники: П.М.Свистунов, А.Н.Муравьев, И.А.Анненков и брат Ивана Ивановича Пущина – Михаил Иванович.

Бесценные оставили воспоминания и записки о сибирском периоде: С.П.Трубецкой, С.Г.Волконский, Мария Волконская, Е.П.Оболенский, А.М.Муравьев, В.И.Штейнгель, М.С.Лунин, Н.Р.Цебриков, Н.М.Муравьев, А.В.Поджио, И.И.Горбачевский, И.Д.Якушкин, Бестужевы, Д.И.Завалишин, Полина Анненкова и другие.

Первым начал издавать мемуары декабристов А.И.Герцен в Лондоне, печатал их и князь – эмигрант П.В.Долгоруков в газете "Будущность" в отдельных выпусках. С 70-х годов начали выходить воспоминания и в России в "Русском архиве" П.И.Бартенева и "Русской старине" М.И.Семевского. "Записки" С.Г.Волконского опубликовал сын, Михаил Сергеевич в 1901 и 1902 году общим тиражом 3600 экземпляров и, разумеется, с цензурными купюрами. Затем в 1904 году на французском языке, он издал и "Записки" матери, имевшие большой успех у читающей публики.

О событиях 14 декабря 1825 года Николай I тоже написал воспоминания. Чтобы угодить монарху, барон Корф выпустил собственное сочинение для придворного пользования в количестве 25ти экземпляров под названием: "Восшествие на престол Николая I". В ней автор изобразил декабристов как "развратных мальчишек" и вполне закоренелых "извергов", и что их революционное выступление не свойственное русскому народу: "Народ наш гнушается всяким преступным замыслом против царствующей семьи, искони являющейся предметом его любви и благоговения…в покорной, преданной, богобоязливой, царелюбивой, России не может привиться якобинство…". Книгу Корфа Герцен назвал " подлым сочинением придворного евнуха, достойным византийского ритора или бонапартистского префекта".

Среди обширной иконографии декабристов: акварельные и написанные маслом портреты, миниатюры, в которые художники вносили что-то свое. Реальные лица сохранили для нас фотографии, вернее дагерротипы, изображения, выполненные в единственном экземпляре на серебряной или посеребренной металлической пластинке, обработанной парами йода. В 1845 году петербургский дагерротипист А.Давиньон, будучи в Сибири с коммерческими делами, сделал портреты декабристов и членов их семей, в частности: С.Г.Волконского, его жены, С.П.Трубецкого, Н.А.Панова, А.В.Поджио и других.

Сергей Григорьевич Волконский предстал седобородым с темными усами. Одетый как крестьянин с базара в камзол с двумя рядами больших пуговиц, в высокую меховую шапку, из-под которой выбились концы длинных волос, он сидит, опершись левой рукой о край стола, вторая рука лежит на колене. Пронзительный, волевой взгляд, устремленный на зрителя, мягкие, холеные руки и шейный платок, выдают в нем аристократа.

Мария Николаевна одета, как подобает княжне. Дополняют впечатление прическа, перстень на безымянном пальце левой руки, но лицо выражает чрезмерное страдание.

Когда портреты изгнанников появились в столицах России, III-е Отделение открыло специальное дело: "о художнике Давиньоне, который в бытность в Сибири снимал дагерротипные портреты с государственных преступников…". Портреты изъяли, а исполнителя арестовали и взяли подписку, что " ни одного портрета, снятого в Сибири с некоторых государственных преступников он не утаил и впредь обязуется под строгою по законам ответственностью, не снимать портреты с упомянутых преступников". Монарх повелел "…воспретить поселенцам из государственных и политических преступников снимать с себя портреты и отправлять оные к родственникам или кому бы то ни было… чтобы портретами своими не обращали на себя неуместного внимания".

Уникальные фотографии декабристов периода поселений уцелели и хранятся в Государственном Историческом музее Москвы. После амнистии запрет на фотопортреты декабристов был снят. Амнистированных фотографировали по месту жительства А.Бергнер, М.Б.Тулинов, Р.Реслер, В.С.Досекин, С.Л.Левицкий и другие фотохудожники.

При советской власти многократно издавались воспоминания декабристов и множество другой литературы, хранящей память о первых революционерах – дворянах. Со школьной скамьи детям прививалась любовь и уважение к этим необыкновенным по духу людям. В 1939 году в Ленинграде на острове Голодай был сооружен в честь декабристов обелиск, а в 1975 году на месте казни воздвигнута стела, с барельефом пяти казненных борцов за свободу. Именами декабристов названы улицы, библиотеки, театры. Оперы, стихотворения, художественные полотна, кинофильмы были созданы в их честь. Сибирь изобилует памятниками, мемориалами, заповедными зонами, созданными для увековечения памяти этих отважных людей. К ним не зарастет народная тропа.

Хочется верить, что священную память о декабристах сохранят и наши потомки.

Закончить повествование о декабристах я позволю себе двумя стихотворениями разной поры.

Одно, обращение "К страдальцам", написанное княгиней Евдокией Растопчиной в 1831 году.

Соотчие мои, заступники свободы,

О вы, изгнанники за правду и закон,

Нет, вас не оскорбят проклятием народы,

Вы не услышите укор земных племен!

Пусть вас гнетет, казнит отмщенье самовластья,

Пусть смеют вас винить тирановы рабы. –

Но ваш терновый путь, ваш крест – он стоит счастья,

Он выше всех даров изменчивой судьбы.

Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести

И рабства иго снять с России молодой,

Но вы страдаете для родины и чести,

И мы признания вам платим долг святой

Удел ваш – не позор, а слава, уваженье,

Благословения правдивых сограждан,

Спокойной совести, Европы одобренье

И благодарный храм от будущих славян!

Ах, может быть, теперь, в горах Сибири диких,

Увяли многие из вас, в плену, в цепях…

И воздух ссылочный, сей яд для душ великих,

Убил цвет бытия в изнывших их сердцах!..

Ни эпитафии, ни пышность мавзолеев

Их прах страдальческий, их память не почтут:

За гробом сторожит их зоркий глаз злодеев

И нам не даст убрать последний их приют…

Но да утешатся священные их тени!

Их памятник – в сердцах отечества сынов,

В неподкупных словах высоких песнопений,

В молитвах праведных, в почтеньях всех веков!

Мир им!.. А вы, друзья, сподвижники несчастных,

Несите с мужеством ярмо судеб крутых!

Быть может, вам не век в плену, в горах ужасных,

Терпеть ругательства гонителей своих…

Быть может… вам и нам настанет час блаженный

Паденья варварства, деспотства и царей,

И нам торжествовать придется пир священный

Свободы россиян и мщенья за друзей!

Тогда дойдут до вас восторженные клики

России, вспрянувшей от рабственного сна,

Тогда вас выручат, окончив бой великий,

Младых сообщников восставшая толпа;

Тогда в честь павших жертв, жертв чистых, благородных,

Мы тризну братскую достойно совершим,

И слезы сограждан, ликующих, свободных,

Наградой славною да будут вечно им!

Второе стихотворение написал мой современник - врач из Зеленограда, Самсонов Валерий Юрьевич.

Нам не носить чугунного кольца,

К барьеру нам не вызвать подлеца,

Рукою трепетной прелестницам младым

В альбом уж не писать стихов...

Растаял дым

Тех кавалькад, пирушек до утра,

Баталий неумолчное “Ура!”...

В бою сражённый пушечным ядром

Гранитный обелиск уже венчал орлом.

И в небо опрокинувшийся взгляд

Уже ничто не обернёт назад.

Всё позади: бессонница ночей,

И шёпот милых губ,

И блеск её очей,

Сирени бред и пенье соловьёв

Когда так мало слов,

Когда не нужно слов...

На кронверке в мешке нам не висеть,

По тракту кандалами не греметь.

Подпиленный клинок над головой

Не переломит барабанный бой.

Души и духа напряжённый труд,

Прельщения ума, величие минут -

Всё позади...

Нам остаётся лишь в конце пути

Успеть сказать последнее “Прости”,

И, всё приняв, как Божью благодать,

Последнее “Благодарю” отдать.