В конце 1849 года И.И.Пущин и М.К.Юшневский навестили Бестужевых. Пущин потом записал о Николае Александровиче: "Признаюсь, Николай Александрович мне как-то не понравился той осенью – во внешнем, так сказать, смысле. За те десять лет, что не виделись, он не то чтобы постарел, но сдал, сильно сдал, и выглядел нездорово, хотя лечился своими способами, как все на свете делал сам".
В человека, очевидно, природа заложила кроме пяти чувств общения с миром еще какое-то, до времени дремлющее, то ли в сердце, то ли в мозге, то ли в определенный момент приходящее из Космоса - это предчувствие смерти. Человек уходит в мир иной не от старости, а от зрелости. В одном из своих стихотворений Николай Александрович писал.
Почто ж ты так безвременно умчался,
Мой гений – гость, сопутник лучших дней,
Почто же ты со мною не остался
И до конца мгновенной жизни сей?
Тогда б я, странник в жизни одинокий,
Не дал торжествовать судьбе жестокой;
Но ты уж улетел, гость лучших дней
Еще в июне 1841 года он делился с сестрой Еленой: "Я всегда любил природу, а теперь на западе моей жизни я спешу насладиться ею; теперь каждый час напоминает мне, что я иду уже под гору и что долина, где построят мне вечное жилище, уже в виду". Тем не менее, жизнь продолжалась. В переписке, общении с единомышленниками, Николай Александрович редко кому жаловался на свою судьбу – полынь траву.
Осенью 1854 года жандармский генерал Восточной Сибири А.Д. Казимирский пригласил Николая Бестужева в Иркутск. "… так как ему (генералу) хочется душевно повидаться с ним". В течение трехмесячного пребывания в доме генерала кроме " душевных" бесед Бестужев написал портреты его семьи и еще множество других лиц, а также не упустил возможности повидаться с друзьями - декабристами, жившими в городе и округе на поселении. Было такое впечатление, что он прощался со всеми.
Возвращаясь по льду Байкала, Николай Александрович основательно простудился и слег от воспаления легких. Семнадцать дней и ночей он единоборствовал с болезнью. Периодически сознание возвращалось к нему, и он шептал: "Так и не успел я написать своих воспоминаний, и все то, что тут… надо похоронить…". 15 мая 1855 года в возрасте шестидесяти четырех лет он скончался.
"Люблю Россию, мои несчастья не отучили желать добра ей", - строка из письма Н.Бестужева.
БЕСТУЖЕВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ
(1800-1871).
В 1817 году закончил Морской корпус и участвовал в разработках многих кораблестроительных проектов, организации научного кругосветного плавания к берегам Северной Америки и поиске морского пути через Арктику. Его учителем по инженерной части был Константин Петрович Торсон, судьбе суждено было связать их узами борьбы и дружбы до конца своих дней. Несмотря на технические таланты, Михаил Александрович уделял внимание и литературе, сделав множество переводов западноевропейских классиков, писал истории из флотской жизни, интересовался фольклором.
Беспорядки, злоупотребления, царившие в морском ведомстве российского флота, были настолько вопиющими, что молодой офицер не выдержал и по личному рапорту был списан на берег в Московский гвардейский полк. Вскоре Михаил Бестужев вступил в Северное общество. В чине штабс-капитана он утром 14 декабря 1825 года вывел на площадь роты своего лейб-гвардии Московского полка, за что был осужден по ΙΙ разряду. С 1827 по 1839 год отбывал наказание в казематах Читинского острога и Петровского завода.
В Читинском остроге, находясь в кандалах, Михаил Александрович вместе с Торсоном занимался "составлением корабельных мачт" и прочими морскими проектами. Здесь же М.Бестужев писал стихи, в которых слышались ноты страдания, борьбы с судьбой, но лейтмотивом проходила вера, что ими начатое дело, в конце концов, принесет в будущем плоды. Стихотворение "Еще ко гробу шаг", Михаил посветил М.И.Муравьеву-Апостолу, а написанная им песня "То не ветер шумит", стала популярной среди соузников.
При переходе из Читы в Петровский завод, Михаил Александрович вел этнографический дневник о бурятах и "семейских" крестьянах. Он вспоминал жизнь на новом месте: "В Чите нам было жутко: мы жили там, как селедки в бочонке, но все-таки по – человечески; здесь нас обрекали, как скотов, жить в мрачных стойлах… Каземат состоял из 12 отделений по 5 или 6 отдельных комнат и общего коридора, из которого проникал какой-то мрачный полусвет через небольшое окно над дверью. Наши дамы подняли в письмах такую тревогу в Петербурге, что, наконец, разрешено (было) прорубить окна на улицу в каждом нумере. Но какие это были окна! Многие из нас, в том числе и ваш покорный слуга, расстроили и чуть вовсе не потеряли зрение… Положение нашего духа далеко от веселости: но не менее того справедливо, что и всякая печаль чужда нас. Мы думаем, что несчастие должно переносить с достоинством; что всякое выражение скорби неприлично в нашем положении. Человек, который упал, смешон; еще смешнее, ежели он делает гримасы от ушиба".
В Петровском заводе Михаил Бестужев не остался без полезного для общества декабристов дела: был изобретателем, переплетчиком, учителем.
По окончании срока каторги в 1839 году Михаил оказался на поселении в Селенгинске вместе с братом Николаем. Всю техническую часть по устройству дома Михаил взял на себя. Кроме того, сходил в качестве капитана на баржах по Амуру. Во время плавания у него возникла идея создания водометного двигателя, которую изложил на бумаге и отправил в Петербург вице – адмиралу М.Ф.Рейнике. Идея двигателя воплотилась в жизнь через пятнадцать лет после смерти изобретателя.
Большую часть времени у Михаила занимала работа по хозяйству, тем не менее, литература тоже имела место. Он писал статьи о ламах, тибетской медицине, об амурском сплаве и многом другом.
1847 году приехали сестры и тут же включились в жизнь дома. Незадолго до их приезда сорокасемилетний Михаил женился на сестре местного есаула Селиванова - Марии Николаевне. Народилось у них два сына: Николай и Александр и дочери: Маша и Елена. В письме к другу юности А.Н.Баскакову Михаил Бестужев делился радостью: "Мы так молоды расстались с тобою, а потом, когда между нами легла могила, когда нас схоронили заживо, для нас не стало ни настоящего, ни будущего; одно сознание прошедшего оживляет по временам наше мертвенное существование. Им, как воздухом, мы дышим…. С кем же как не с тобою первым, мне поделиться радостью, посетившей нас впервые с тех пор, как мы умерли для всех радостей? … Не стану описывать, что со мною было, что происходило во мне при свидании с милыми сестрами…".
Счастье и несчастье ходят рядом, периодически уступая место друг другу. На этот раз пересилило горе: похоронил друга Торсона, затем его мать. Большим ударом для Михаила и сестер была смерть любимого брата - Николая.
Амнистия 1856 года не обрадовала Михаила Александровича, тем более, сестры собрались уезжать, а сам выехать не мог из-за отсутствия средств, да и куда двинешься с больной женой и детьми. После отъезда сестер, жизнь Михаила сузилась. Все внимание было отдано семье. Внезапно заболел трехлетний любимец - Коля. После его похорон, Михаил Александрович, было, впал в отчаяние и написал сестрам: "Сейчас только что мы возвратились с кладбища, где опустили в могилу гроб нашего милого Коли… Да, мои милые сестры. Я полагал, что чаша горести моей страдальческой жизни уже полна и что провидение из сострадания не захочет переполнять ее новыми бедствиями. Нет, я вижу, что испытания мои еще не окончены. Потеря любимого и нежно любившего меня сына, - может быть, только начало новых испытаний, и новые терны с избытком устилают короткий мой путь к могиле…". В другом письме, к издателю М.И.Семеновскому, Михаил Александрович признался: "Мне казалось, что с ним (Колей) я потерял все. Жизнь и без того полная горечи, мне опротивела; мертвящая апатия запустила свои когти в душу и сердце, и я ничего так не желаю, как поскорее добрести до тихого пристанища, хотя это желание – грех, потому что у меня на руках остались жена и трое детей".
Тяжелой оказалась осень 1863 года для Михаила Бестужева, дом превратился в лазарет: дети болели ангиной, жена таяла от чахотки. 7 декабря 1866 года в возрасте 39 лет она скончалась. Со смертью близких ему людей дом опустел. Поставив по собственному рисунку памятник из камня на могилах дорогих ему людей, продав дом, раздарив мебель селенгинцам, Михаил Александрович в 1867 году, спустя 12 лет после "всемилостившей" амнистии, получил разрешение выехать в Москву.
В Москве с тремя малолетними детьми его никто не ждал, нужда давила. Прожить на государственную пенсию в 114 рублей 28 копеек в год даже нищему невозможно. Сестра Елена Александровна, чем могла, помогала брату, и по её ходатайству Литературный фонд Москвы выделял ему определенные суммы денег. Михаил Александрович в письме делился с историком М.И.Семеновским своими печалями: "Её заботливая (Елены) нежность к моему семейству не раз ставила меня в затруднительное положение и заставляла, краснея, принимать пособия от правительства, что возмущало душу. Она очень добра, но она не была ни в кандалах, ни в тюрьме, ни в каторжной работе, чтобы изведать подобные чувства. Она не понимает, что мне гораздо легче умереть с голода, чем просить подаяние у палачей, а тем менее вымогать помощь от добрых и благородных друзей".
В другом письме Семеновскому о житье – бытье в Москве писал: "Плохо, да, плохо, в худшем значении этого слова… Тяжелое бремя 40-летнего страдания утомило меня. Настоящее мрачно, а будущее еще мрачнее… Три старшие мои сестры, летами далеко за семьдесят, изможденные и душевными и телесными недугами, до того слабы, что достаточно дуновение ветра, чтобы свалить их в могилу… Если определение неумолимого рока так страшно разразится надо мною, я останусь в безысходной нужде". Это не жалоба. Камни тоже иногда плачут.
Семеновский обратился в Литературный фонд за помощью для Михаила Бестужева. 10 декабря 1869 года ему была назначена пожизненная пенсия в триста рублей. Жизнь пошла немного легче. Появилось время на обработку написанных еще в Сибири "Записок" - литературного памятника брату Николаю и на очерк "Мои тюрьмы".
В 1917 году редактор петроградского журнала "Огни" П.Е.Щеголов дал такой отзыв о "Записках". "Читая их, просто не верится тому, что их писал человек за 60 лет, человек, отбывший заключение в крепости, и каторгу, и ссылку. Кажется, наоборот, что все это записывалось на другой день после свершения. Жар юности Михаил Бестужев донес до своей могилы нерастраченным".
Болезнь Михаила Александровича прогрессировала. 21 июня 1871 года он скончался и был похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве рядом с дочерью.
Из пяти братьев Бестужевых, Михаил умер последним. Через три года умерла сестра Елена Александровна. Заболев одновременно, и умерли малолетние дети М.Бестужева – Александр и Мария. В 1889 году скончалась сестра Ольга Александровна, за ней – Мария Александровна.
БЕСТУЖЕВ ПАВЕЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ
(……- 1846).
Младший из братьев, не был замешан в событиях декабря, но и не избежал гонений. Случайность сыграла с ним злую шутку.
Инспектируя училище, в котором учился Бестужев - младший, великий князь Михаил Павлович, брат монарха, остановил взгляд на столике между кроватями Бестужева и другого курсанта, на котором лежал альманах "Полярная звезда" с поэмой Рылеева "Исповедь Наливайки". Придя в ярость, не разобравшись, великий князь велел Бестужева арестовать и отправить в Петропавловскую крепость.
На следствии выяснилось, что крамольный альманах читал не Павел, а его сосед по кровати. На этом бы и закончилось "альманашье" дело, но фраза, сказанная Павлом Бестужевым Михаилу Павловичу: "Ваше высочество, я сознаюсь! Я кругом виноват, я должен быть наказан уже потому, что я – брат моих братьев", - пересилила доводы следствия.
Мать неоднократно обращалась к царю с просьбой освободить невинного сына, на что получала ответ: "Мы его накажем по – отечески" и… исключили из училища с отправкой солдатом на Кавказ. В Тифлисе он случайно встретил брата Петра на квартире у А.С.Грибоедова, который всячески старался облегчить участь Бестужевых.
Вскоре Павел Александрович вышел в отставку, женился. Но счастье оказалось быстротечным. 27 октября 1846 года он скончался.
Так угасло талантливое семейство Бестужевых.
ВОЛЬФ ФЕРДИНАНД БОГДАНОВИЧ
(1796-7 – 1854).
Родился в Москве. Отец, Богдан Христофорович, - титулярный советник, аптекарь, хотел видеть сына в этой профессии.
С семи лет Фердинанд воспитывался в частном пансионате при лютеранской церкви в Москве, а в тринадцать поступил волонтером по медицинской части в московское отделение медикохирургической академии. Будучи слушателем, во время войны 1812 года он добровольно помогал раненым в Касимовском госпитале под Рязанью. Из академии был выпущен кандидатом по медицинской части с серебряной медалью.
С 1814 года началось его служение военной медицине в различных госпиталях, поднимаясь от одной должности к другой. В 1821 году "за усердную службу " получил орден Владимира ΙV степени. Коллежским асессором стал в январе 1824 года и с этого же года штаб – лекарем при главнокомандующем 2-ой армией Витгенштейне.
В 1820 году Вольф вступил в Союз благоденствия, затем в Южное общество, являясь сторонником введения республиканского правления в России и " …изведением тех лиц, которые представляют в себе непреодолимые препоны, и одобрял решительный революционный способ действия".
Арестованного в Тульчине 30 декабря 1825 года, Вольфа доставили в Петербург, а 14 января 1826 года и поместили в Петропавловскую крепость с царским предписанием коменданту: "посадить по усмотрению". Приметы заключенного: рост 2 аршина 7 7/8 вершков, "лицо чистое, смуголоватое, продолговатое, глаза темнокарие, нос средний, остр, волосы на голове и бровях темнорусые, на левой щеке подле носу родимое небольшое пятнышко".
Осужденный Верховным судом, до отправки на каторгу, Вольф содержался почти год в Петропавловке. В Читинский острог его доставили вначале марта 1827 года. "В числе нас находился бывший надворный советник Вольф…. Казалось бы, для чего Пестелю принимать доктора в члены общества? Но судьба готовила нам общего спасителя. Сосланный с нами на 15 лет в Сибирь, почтенный ученый доктор Вольф… пользовал наших дам, детей и всех нас самих. С самого начала прибытия он занялся устройством аптеки, которую и организовал в одном пустом отделении острога. Выписывали лекарства из Москвы, Петербурга, Лондона и Парижа" - таково было мнение декабриста Н.И.Лорера об этом удивительном человеке.
Отбыв более трех лет в Читинском остроге, вместе с другими декабристами, в сентябре 1830 года Фердинанда Богдановича перевели в Петровский завод, где срок каторги ему сократили до 10 лет. На новом месте доктор остался доктором, для него всегда находилась работа. Декабрист А.Е.Розен вспоминал: "Самую деятельную жизнь из всех моих товарищей в петровской тюрьме вели Ф.Б.Вольф и А.З.Муравьев... Старик наш, комендант, лечился только у Вольфа, также много заводских чиновников и рабочих; приезжали также страждущие недугами из окрестных и дальних мест". Когда умирала жена Никиты Муравьева - Александра Григорьевна, доктор не отходил от нее и дал ей обещание, что сохранит здоровье её дочери Нонушке (Софье), и выполнил это с честью.
Не было счастья, да несчастье помогло. Захворал семидесятилетний комендант тюрьмы генерал Лепарский, пригласили доктора Вольфа. Генерал выздоровел и радостью поделился с Бенкендорфом, а тот доложил царю. Последовало повеление: "Талант и знания не отнимаются. Предписать Иркутской управе, чтобы все рецепты доктора Вольфа принимались и дозволить ему лечить".
Даже в условиях заключения, доктор пополнял свои профессиональные знания, выписывая и читая различную медицинскую литературу. Кроме того, его интересовала ботаника, минералогия, гидрография озера Байкал. В тюремной "академии" Вольф читал для соузников лекции по анатомии, физике, химии.
Срок каторги истек в 1835 году и Фердинанд Богданович вышел на поселение в село Урик неподалеку от Иркутска, где оказались Волконские, и главное – братья Н.М. и А.М.Муравьевы. Доктор и на поселении оставался добрым гением семейств Анненковых, Трубецких, Юшневских и других декабристов – поселян.
В 1836 году Вольф получил официальное разрешение на врачебную деятельность. Однако, во избежание воздействия его мятежных мыслей и поступков на граждан, каждый визит к пациенту прикрывался завесой тайны. С нескрываемым юмором доктор сообщал Н.Д. и М.А.Фонвизиным: "… меня таскают беспрерывно… Уже несколько раз меня возили в Иркутск, и всегда самым тайным образом, а между тем весь город со мною видится, советуется, начиная от высших до самых бедных с утра до вечера и день и ночь… При всяком важном случае меня везут в Иркутск, и там я решительно с утра до вечера пишу рецепты и навещаю больных, потом возвращаюсь в Урик, чтобы отдохнуть; иногда и довольно часто больные и сюда ко мне приезжают".
Бескорыстие доктора было потрясающим. Письмо друзьям Пущиным: "Вы будете смеяться, Наталья Дмитриевна, но… мне случалось у богачей не принимать несколько раз предлагаемых щедрою рукою денег – надо видеть их удивление. Не брать денег? Это вне всякого понятия". Воспитанница Фонвизиных в воспоминаниях приводит такой случай, бывший с доктором Вольфом: "…Когда он был еще в Иркутске, то там прославился, вылечив одного богатого золотоискателя, от которого отказались уже все тамошние знаменитости. По выздоровлении своем золотоискатель, признательный доктору Вольфу за спасение… своей жизни, но вместе с тем зная, что тот никогда ничего не берет за визит, послал ему в пакете пять тысяч ассигнациями с запиской, в которой написал ему, что если он не возьмет эти деньги из дружбы, то он при нем же бросит их в огонь. Денег все-таки Фердинанд Богданович не взял".
Летом 1845 года доктор Вольф был переведен в Тобольск. О городе можно судить по отзыву поэта В.А.Жуковского: "… Тобольск бедный город… Нижний город не богат, верхний без воды… 15 церквей. Дом архиерейский. Присутственные места… Деревянная мостовая. Осыпающаяся гора. Каменные здания: генер(ал) губ(ернаторский) дом, церкви. Деревянный гостиный двор… Тюремный замок. Собор (премерзкий)". По "высочайшему указу" Фердинанда Богдановича назначили врачом в тюремный замок и разрешили читать лекции по гигиене в Тобольской духовной семинарии.
В конце 1852 года слег А.М.Муравьев, все попытки доктора вылечить друга оказались напрасными. После его смерти Фердинанда Богдановича будто бы подменили, он разом постарел и начал медленно угасать, отказываясь от лечения. Декабрист Штейнгель писал: "Медики одно говорят: "плохо". Впрочем, никто его не лечит: он не хочет дозволить это". Светя другим, сгорел и сам доктор. 27 декабря 1854 года всеми обожаемого Фердинанда Богдановича Вольфа не стало. Его похоронили на Завальном кладбище рядом с А.М.Муравьевым.
"… длинный кортеж тянулся до самой могилы. Между простыми слышны были рассказы о его бескорыстной помощи страждущим: лучшая панегирика!" – отметил Штейнгель о похоронах.
В своем завещании душеприказчиком Ф.Б.Вольф оставил декабриста Н.А.Анненкова, распорядившись, чтобы наследство его было роздано бедствующим товарищам: Фролову, Кирееву и Фаленбергу.
Добрая память – главное, что оставляет после себя человек. Об этом свидетельствуют строки воспитанника декабристов - Н.А.Белоголового: "… память о нем (Вольфе) долго сохранялась в иркутском обществе, как о весьма искусном и гуманном враче: вера в него была такая, что и двадцать лет спустя мои иркутские пациенты мне показывали его рецепты, уже выцветшие от времени и хранимые с благоговением как святыня, спасшая некогда от смерти".
ГРОМНИЦКИЙ (Громнитский) ПЕТР ФЕДОРОВИЧ
(1803 – 1851).
Потомственный дворянин родился в городе Керенске (ныне село Вадинское) Пензенской губернии. Отец уездный судья.
Домашнего образования хватило у Петра, чтобы поступить во 2-й кадетский корпус в Петербурге. По его окончанию проходил службу в Пензенском пехотном полку, расквартированном на Украине. Дослужился до чина поручик.
В 1824 году Петр Федорович вступил в Общество соединенных славян, а затем в Южное общество. Ведя агитацию среди солдат своего и Черниговского полка. На одном из заседаний общества высказался, что сам может убить царя, и тем самым, положить конец монархии в России.
Арестованного на юге, Громницкого доставили в Петропавловскую крепость. В основу его обвинения следствие положило мысли "истребить царствующую особу", приговорив к вечной каторге. Монарх сократил её до 15 лет. Петр Федорович с 1827 по 1835 годы содержался в тюрьмах Читы и Петровского завода, откуда вышел на поселение в село Бельское Иркутской губернии.
Громницкий не изменил своим революционным взглядам и поддерживал связь с декабристом Луниным. За чтение и переписку его сочинений в 1842 году был отдан под особый надзор полиции. С.П.Трубецкой в отзыве на "Записки В.И.Штейнгеля" писал: "…Громницкий, переводивший некоторые из них (письма) и сообщавший их некоторым из своих знакомых, был посажен в ордонанс – гауз…. через полгода освободили и Громницкого".
Петра Федоровича не обошла болезнь каторжан и поселенцев – чахотка. Силы таяли. Для лечения был помещен в госпиталь иркутского солеваренного завода, где и умер в сорок восемь лет и похоронен на местном кладбище.
ИВАШЕВ ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ
(1797 – 1840).
Из дворян. Отец суворовский генерал в отставке, помещик Симбирской губернии.
Последний воинский чин и должность Василия Петровича - ротмистр Кавалергардского полка, адъютант командующего 2-й армией графа П.Х.Витгенштейна.
Молодому кавалергарду были не чужды мысли переустройства России. Среди некоторых товарищей по службе он нашел поддержку своим стремлениям и оказался одним из членов Южной управы "Союза благоденствия" и Южного общества. На совещании в Тульчине, ротмистр Ивашев высказался за введение в России республиканского правления с упразднением престола и тех, кто встанет на пути задуманного плана.
Черниговский полк был разбит, начались аресты. Взятый по стражу в декабре 1825 года, Ивашев был доставлен в Зимний дворец. После предварительного допроса был заключен в Петропавловскую крепость.
Следствие, суд, тюрьма Читы и Петровского завода, в которых узник содержался с 1827 по 1835 годы. В Петровском заводе произошло событие, изменившее каторжную жизнь Василия Петровича.
Вернемся к прошлому. Когда-то летний отпуск молодой кавалергард Ивашев проводил в имении родителей в Симбирской губернии, у которых служила гувернанткой француженка М.П.Ле-Дантю, имевшая приемную дочь - Камиллу. Молодые люди познакомились, и их дружба переросла в любовь. Однако разность положений заставило гордую девушку уехать в Петербург. На этом, казалось, Василий Петрович успокоился, подумав, что она забудет мимолетное влечение.
Камилла оказалась иной. Болью в сердце отозвалась расправа над участниками восстания на Сенатской площади, и в том числе над Ивашевым. Узнав, что Полина Гебль уезжает в Сибирь к Анненкову, Камилла решила на правах невесты Василия Петровича отправиться к нему на каторгу. Вынашивая решение, заболела от дум и рассказала обо всем матери. Видя решимость дочери, не долго думая, мать написала письмо генералу Ивашову: "Я предлагаю Ивашевым приемную дочь с благородной, чистой и любящей душой. Я умела бы даже от лучшего друга скрыть тайну дочери, если бы можно было заподозрить, что я добиваюсь положения или богатства. Но она хочет лишь разделить его оковы, утереть его слезы, и, не краснея за дочерние чувства, я могла бы говорить о них нежнейшей из матерей, если бы знала о них раньше". Прочитав его, генерал "утешительно изумился" и послал в Читу коменданту Лепарскому два письма, свое и копию матери девушки, с тем, чтобы генерал поговорил с их сыном о возможности приезда Камиллы.
Далее события перешли в приключенческий жанр.
Находясь в тюрьме Петровского завода, Василий Петрович задумал бежать. Заранее проделал лаз в частоколе, сделал запас продовольствия в яме в лесу и разработал маршрут до китайской границы. В случае неудачи беглеца ожидала смертная казнь.
Всеми нами случай правит. Сокамерник Ивашева - П.А.Муханов, догадался о плане друга и поделился мыслями с Н.В.Басаргиным. За несколько часов до побега, Басаргин поговорил с Ивашевым о несбыточности предприятия и предложил в течение недели все хорошенько обдумать, тогда и принимать решение, в противном случае он доложит коменданту о замысле. Видя, серьезный настрой товарищей, Василий Петрович согласился с их доводами.
Через три дня Ивашева срочно вызвали к коменданту. "Уж не донес ли кто о намерении Василия Петровича?" - подумали друзья. Часы ожидания возвращения друга для них казались вечными. Волнения оказались напрасными. Комендант отдал Ивашеву письмо родителей и просьбу Камиллы приехать к нему. Василию Петровичу было в то время тридцать три года, а Камилле – двадцать два. Получатель письма засомневался в искренности желания девушки разделить с ним каторгу. Причина была. Со дня их последней встречи прошло почти семь лет и вряд ли можно рассчитывать, что в юном сердце француженки еще теплилась к нему любовь. Однако ответ Василий Петрович написал на имя отца: "Сын ваш принял предложение ваше касательно девицы Ле-Дантю с тем чувством изумления и благодарности к ней… Но по долгу совести своей он просит вас предварить молодую девушку, чтобы она с размышлением представила себе и разлуку с нежной матерью, и слабость здоровья своего, подвергаемого новым опасностям далекой дороги, как и то, что жизнь, ей предстоящая, может по однообразности и грусти сделаться для нее еще тягостнее. Он просит ее видеть будущность свою в настоящих красках и потому надеется, что решение ее будет обдуманным. Он не может уверить ее ни в чем более, как в неизменной своей любви, в истинном желании ее благополучия, в вашем нежнейшем о ней попечении, которое она разделит с нами".
Камилла прочитав ответ, обратилась к царю с просшением разрешить ей соединить свою судьбу с государственным преступником: "Мое сердце полно верной на всю жизнь, глубокой, непоколебимой любовью к одному из несчастных, осужденных законом, - к сыну генерала Ивашева.
Я люблю его почти с детства и, почувствовав со времени его несчастья, насколько его жизнь дорога для меня, дала обет разделить его горькую участь.
Моя мать соглашается на брак мой с тем, кому я хочу облегчить страдания, и родители несчастного молодого человека, зная о состоянии его сердца, со своей стороны не видят препятствий к исполнению моего желания".
23 сентября 1830 года пришел положительный ответ. Из царской канцелярии пошла депеша иркутскому губернатору - не чинить Ле- Дантю препятствий во время проезда.
Мать Ивашева поделилась сомнениями с Волконской, находящейся в Чите, а та написала Камилле: "Правда, пристанищем вашим будет лачуга, а жилищем тюрьма, но вас будет радовать счастье, приносимое вами, а здесь вы встретите человека, который всю свою жизнь посвятит вам, чтобы доказать, что и он умеет любить…. Кроме того, вы встретите здесь подругу, которая уже теперь относится к вам с живейшим интересом".
Из-за холеры в Москве, Камилла смогла тронуться в далекий путь лишь в июне 1831 года и в конце августа приехала в Петровский завод. Мария Волконская напишет в воспоминаниях: "Наш дамский кружок увеличился с приездом Камиллы Ле-Дантю, помолвленной за Ивашевым; она была дочь гувернантки, жившей в их доме. Это было прелестное создание во всех отношениях, и жениться на ней было большим счастьем для Ивашева".16 сентября состоялась свадьба. По разрешению коменданта, новобрачные месяц прожили в доме, загодя построенном Ивашевым, а потом Камилла перешла в каземат мужа.
Жены декабристов, всеми силами старались сгладить каторгу не только мужьям, но и остальным. В числе помощи, определенное место занимали музыкальные вечера. Ивашева, Волконская, Нарышкина задушевно пели русские романсы, а аккомпанировала на гитаре Полина Анненкова. Послушать пение приходили и местные жители, и охрана.
В годовщину свадьбы Камилла написала матери: "Год нашего союза прошел, как один счастливый день…". Муж вторил ей: "Да дарует нам небо, мне и моей Камилле, продолжение того безоблачного и полного счастья, которым мы беспрерывно наслаждаемся в нашей мирной семейной жизни".
Василий Петрович, как художник в свободное время от обязательных работ делал зарисовки мест каторги: Дамской улицы в Петровском заводе, интерьеры домов и камер декабристов. Уделял время чтению литературы и игре на пианино. Когда-то он брал уроки игры на рояле у знаменитого композитора Фильда и сам написал "Элегию".
Ивашев вышел в 1835 году на поселение в Туринск, получив право на переписку. После десятилетнего молчания собственноручно написал своей сестре Елене Петровне Языковой письмо. Та незамедлительно ответила: "Это было почти свидание, мне казалось, что я слышу, как ты говоришь".
Жизнь на новом месте была иной, чем в Петровском заводе. В городе образовалась своеобразная колония из декабристов: Анненкова, И.И.Пущина Басаргина и Оболенского. Друзья занимались общеполезным делом для города, активно переписывались с оставшимися в Сибири декабристами и как могли, помогали им. На музыкальные вечера собирались в доме Ивашевых. Однако, несмотря на кажущуюся вольность, жандармское око продолжало следить за государственными преступниками.
Много лет родители Ивашева и мать Камиллы добивались разрешения у царя посетить их детей в Сибири. 25 ноября 1836 года старикам Ивашевым от Бенкендорфа пришел отказ с предостережением: "… буде кто-либо из родственников означенных преступников отправиться в тот край, не испросив предварительно на то разрешения, то местное начальство обязано немедленно его выслать". Сердце матери Василия Петровича не выдержало. 22 мая 1837 года она умерла, а спустя полтора года скончался и суворовской закалки генерал Ивашев, так и не увидевший своего сына.
Вопреки царского запрету, в 1838 году семейство Ивашевых тайно посетила сестра Василия Петровича – Елена. В феврале следующего года мать Камиллы получила разрешение императора на посещение дочери, но с условием, не возвращаться в центральную Россию.
У дружной четы Ивашевых родились две девочки и мальчик. Счастье Василия Петровича оказалось быстротечным. 30 декабря 1839 года Камилла во время родов умерла. По другой версии - от воспаления легких. Смерть тридцатидвухлетней Камиллы тяжело переживал не только муж, но и друзья декабристы. Мария Волконская писала Ивашеву: "Если были у меня приятные и радостные минуты в течение нашего заключения в Петровском, то почти всегда этими минутами я обязана была ей".
Готовясь отметить скорбную дату, годовщину смерти жены, Василий Петрович скоропостижно умер от мозгового удара, оставив на попечение бабушки, жены Камиллы, дочь Машу шести лет, сына – Петра – четырех лет и двухгодовалую Верочку. И.И.Пущин, Басаргин и Анненковы не оставили без внимания несчастную М.П.Ле-Дантю с внуками. Великих трудов ей стоило добиться разрешения монарха на вывоз сирот Ивашевых из Сибири. Николай Павлович дал согласие лишь потому, что кто-то из царствующей семьи в это время сочетался браком. Декабрист И.И.Пущин писал по этому поводу Фонвизиной: "Значит, нужна свадьба для того, чтобы дети были дома. Бедная власть, для которой эти цыпушки могут быть опасны! Бедный отец, который на троне не понимает их положения…Бедная Россия, которая называет его царем – отцом…"
В музее Туринска сохранились вещи семьи Ивашевых: фарфоровая чашка с блюдцем с золотыми ободками, цепочка, сплетенная из волос Камиллы мужем после смерти ее, шкатулка, выкованная из кандалов в 1835 году и подушка, вышитая покойной. На крышке шкатулки написана картина Василием Петровичем: "Гостиная в доме Ивашевых в Петровском заводе".
КИРЕЕВ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ
(1803 – 1866)
Из дворян. Закончил 2-й кадетский корпус. Увлекался рисованием. К моменту восстания на Юге служил в 8-й Артиллерийской бригаде прапорщиком.
Член Общества соединенных славян. Активный участник восстания Черниговского полка. Арестованный в декабре 1825 года, доставлен в Петербург в Петропавловскую крепость.
До отправки на каторгу Киреев содержался в различных крепостях, с 1828 года в Читинском остроге, затем в Петровском заводе до выхода на поселение в 1835 году. Срок каторги сокращался дважды.
Николай I выбрал для Киреева местом поселения Минусинск. Живя у декабриста Петра Беляева, Киреев занимался учительством, сельским хозяйством, вел активную переписку с декабристами, и в частности, с А.Поджио, который часто вспоминал об этом при любом случае.
В письме к А.Ф.Фролову, А.Поджио от 26 января 1837 года из Петровского завода сообщает: "…Иван Васильевич (Киреев) пишет, что выходцы из Малороссии засевают у нас многими десятинами арбузы и дыни для сбыта их в Красноярск".
Доброй души Киреев, принял на себя часть забот о сиротах декабриста Мозгалевского. Одного из сыновей его подготовил в кадетский корпус на государственный кошт, о чем в письме к И.И.Пущину от 6 декабря 1857 года дал знать.