Болезни не отступали. В 1841 году Муханову власти разрешили выехать на лечение в Туркинские минеральные воды с последующим поселением в Иркутске. Близость иркутских друзей декабристов, особенно Волконских, – сглаживала однообразие текущей жизни. Их сыну – Михаилу, Петр Александрович преподавал математику и попутно писал "Историю России".
Не долго пришлось жить декабристу в Иркутске. 12 февраля 1854 года Петра Александровича Муханова не стало. Он похоронен на территории Знаменского монастыря рядом с могилами декабриста Н.А.Панова, княгини Е.И.Трубецкой и троих её детей. Светлая им память.
НАРЫШКИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ
(1798 – 1863).
Из дворян Московской губернии. Отец – подполковник Михаил Петрович Нарышкин имел в разных губерниях России 8275 крепостных душ. Мать – княжна Варвара Алексеевна Волконская.
До 1815 года Михаил постигал науку у домашних учителей – немцев: Гесслера и Кастнера. Два года обучался в Московской школе для колонновожатых. В 1818 и 1819 годах слушал лекции в Петербургском университете.
Военную службу начал в 1815 году подпоручиком Псковского пехотного полка. За семь лет дослужился до звания полковника Тарутинского пехотного полка.
В 1818 году вступил в Союз благоденствия, затем в Северное общество. Был активным участником подготовки восстания в Москве, которое должно было вспыхнуть в декабре 1825 года. Нарышкин в восстании на Сенатской площади участия не принимал. Доносчики сделали свое дело. Приказ об его аресте вышел 30 декабря 1825 года. Арестованный в Москве, он был доставлен на главную гауптвахту Петербурга 8 января следующего года. В этот же день с запиской императора "… посадить по усмотрению, где удобнее", отправлен в Петропавловскую крепость. "Удобнее" всего оказался № 16 куртины между бастионами Екатерины I и Трубецкого.
Отправлен в Сибирь 2 февраля 1827 года с приметами: рост 2 аршина 8 4/8 вершков, "лицо белое, круглое, глаза карие, нос широкий, остр, волосы на голове и бровях темнорусые, на бороде на левой стороне небольшая природная бородавка и глазами близорук".
В Читинский острог прибыл 20 марта 1827 года.
Михаил Михайлович был женат на фрейлине императрицы, дочери генерала, героя Отечественной войны П.П.Коновицына - Елизавете Петровне. По случаю свадьбы в 1824 году по царскому указу из государственной казны ему отчислили 12 тысяч рублей.
Единственная дочь М.М.Нарышкина умерла в Москве в 1825 году незадолго до трагических событий декабря. Не мало усилий пришлось приложить Елизавете Петровне, чтобы последовать за мужем на каторгу. Она знала, на что шла, и согласилась на все условия своего заточения.
Проделав неимоверно трудный санный путь, двадцатишестилетняя женщина, в мае 1827 года оказалась в Читинском остроге. Декабристы в это время еще носили кандалы.
Дама света не меняет своих привычек. Опись вещей, привезенных ею на каторгу, занимала три листа большого формата, и в частности: "в висючем чемодане под козлами" поместилось 22 чепчика и соломенная шляпа, 30 пар женских перчаток, "2 вуаля", до 30 ночных рубашек, десятки пар чулок – бумажных, шелковых, шерстяных, "1 картончик с буклями", медный самовар и многое другое". Эти вещи ничего не значат в сравнении с избой со слюдяными окнами и тыном, отгородившего дорого человека от всего мира! Свидания с мужем были раз в неделю. Сказать друг другу хотелось много, но времени было мало, да и присутствие дежурного офицера сдерживало чувства.
В августе 1830 года декабристов перевели в тюремный замок Петровского завода. Мужчины прошли 600 верст пешком, а женщины ехали на телегах.
Удивительную стойкость проявили жены - декабристки. Об них Е.П.Оболенский сказал: "… Присутствие наших истинных ангелов-хранителей…. доставляло нам отраду и утешение. Воспоминание всем том, что эти женщины оставили, чтобы разделить участь своих мужей, все препятствия, которые они преодолели, все лишения, которым они добровольно себя подчинили, неудовольствия, которые они сносили, словом все, и даже одно присутствие их приносило нам минуты неизъяснимые".
Елизавета Петровна для многих декабристов была своеобразной почтой: писала за них письма, получала ответы, посылки, а при необходимости, например: Н.И.Лореру, М.В.Кирееву, И.Ф.Шимкову, оказывала материальную помощь из собственных средств.
Её пение и игра на фортепиано были для каторжан звуками свободы и надежды на лучшее. Елизавета Петровна хорошо рисовала, её работы хранятся сейчас в музеях Москвы, Кургана и в частных коллекциях.
По высочайшему указу от 8 ноября 1832 года Нарышкину М.М. предполагалось поселение в Селенгинске, но по другому приказу был назначен Курган Тобольской губернии. Декабрист прожил в городе всего лишь четыре года, но добрая память о его бескорыстной материальной и медицинской помощи бедным, жертвами средств на строительство школы, осталась на долгое время. В его доме были частыми гостями друзья декабристы.
В июне 1837 года по распоряжению военного министра России бывший полковник Нарышкин М.М. был зачислен рядовым в Кавказский корпус. Елизавета Петровна поехала вместе с мужем.
С 1838 года Михаил Михайлович – унтер-офицер, а за боевое отличие в июне 1843 года был произведен в прапорщики.
В сентябре 1844 года император дал указание Нарышкина М.М. уволить со службы, с безвыездным проживанием в селе Высоком Тульского уезда.
По амнистии 1856 года все ограничения с Михаила Михайловича сняли. Через три года он съездил в Париж и на юг Франции.
Умер декабрист Нарышкин в Москве 16 января 1863 года и похоронен за стенами Донского монастыря.
Елизавета Петровна на четыре года пережила мужа и скончалась у своей тетки в Опочецком уезде Псковской губернии и была похоронена рядом с мужем в Донском монастыре.
ОДОЕВСКИЙ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ
(1802 – 1839).
Родословная Одоевских начинается с XΙV века от князей Черниговских. Среди предков будущего декабриста были воеводы, наместники, окольничие, члены Боярской думы. Отец будущего декабриста был адъютантом у Светлейшего князя Г.Потемкина и участвовал во многих баталиях. В чине генерал-майора он женился на своей двоюродной сестре Прасковье Александровне. 26 ноября 1802 года в Петербурге у них родился сын Александр. В роду Одоевских не было бунтарей, правда, Никиту Романовича за какое-то ослушание казнил Иван Грозный, может быть в родственника и пойдет Александр.
Поскольку отец-генерал часто бывал в отъездах, воспитание единственного ребенка взяла на себя мать, привившая сыну любовь к чтению и первая заметившая его тягу к сочинительству. Выйдя в отставку, отец занялся дальнейшим образованием сына, приставив к отроку профессора по греческому языку, латыни, французскому, математике и прочим необходимым наукам. Благодаря Ж.М.Шопену, секретаря канцлера А.Б.Куракина, юный Одоевский с интересом прочел работы Монтескье, Вольтера, Руссо и других передовых философов того времени.
Тринадцатилетнего подростка, по дворянскому обычаю того времени, записали в канцелярию Его величества, но не служба увлекла его, а дружба со своими кузенами: Владимиром Федоровичем Оболенским и Александром Сергеевичем Грибоедовым. Прослушав стихи Александра, Грибоедов рекомендовал ему серьезно заняться поэзией и проштудировать В.А.Жуковского, Н.Батюшкова и А.С.Пушкина.
На раннюю смерть матушки юноша написал пророческое стихотворение.
Тебя уж нет, - но я тобою
Еще дышу;
Туда в лазурь, я за тобою
Спешу, спешу!
Отец не разделял увлечения сына философией и английскими экономистами Смитом и Сисмонди, а тем более запрещенным писателем Радищевым. Чтобы "остановить либеральные мечтания" сына, в 1821 году определил его вольноопределяющимся унтер-офицером в лейб-гвардии Конный полк. Через два года последовал чин - корнета.
Служба мало занимала корнета, влекла поэзия, философия. Грибоедов познакомил его с А.А.Бестужевым, а тот ввел в круг сотрудников "Полярной звезды", где печатался Рылеев, Пушкин, Вяземский. Затем состоялось знакомство с В.Кюхельбекером. Вольнодумство вскружило голову Александра Одоевского, и в конце 1824 года А.Бестужев принял его в Северное общество, ставившее своей целью уничтожение рабства и несправедливость в России.
14 декабря 1825 года А.Одоевский один из первых вышел на Сенатскую площадь, командуя взводом лейб-гвардии Московского полка. Ему принадлежат слова: "Умрем, ах, как славно мы умрем!"
После разгрома он добровольно явился к петербургскому обер-полицмейстеру Шульгину и был заключен в одиночную камеру Алексеевского равелина.
Верховный суд определил Оболенскому 15 лет каторги, сокращенной до 12, а затем до 8 лет с отбыванием в Читинском остроге.
В остроге его лишили свободы, но не лишили духа. Занятия поэзией продолжались. Прочитав пушкинское послание "Во глубине Сибирских руд", Одоевский написал "Наш ответ", как пример непокорности, стойкости духа и веры в светлое будущее России.
Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И – лишь оковы обрели.
Но будь покоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями.
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберётся под святое знамя.
Мечи скуём мы из цепей
И пламя вновь зажжём свободы!
Она нагрянет на царей –
И радостно вздохнут народы!
На каторге Одоевским написана "Элегия на смерть А.С.Грибоедова", "Славянские девы", поэма "Наливайко". На его стихи друзья декабристы сочиняли музыку и хором исполняли песенные варианты. Декабрист А.Беляев вспоминал: "Многие тысячи стихов Одоевского пропали без вести".
Не все. Благодаря декабристу П.А.Муханову, в 1830 году в "Литературной газете", а через год в "Северных цветах", анонимно были напечатаны 10 стихотворений Александра Ивановича. Больше при жизни он не печатался.
В декабре 1832 года Одоевского перевели на поселение в Тельшинскую суконную фабрику Иркутской губернии, а затем в село Елань, с последующим переводом в Ишим Тобольской губернии.
В мае 1837 года поселенец обратился к А.Х.Бенкендорфу с просьбой о зачислении рядовым в Кавказский отдельный корпус. Был получен положительный ответ. По пути на Кавказ Одоевский в Тобольске встретился с декабристами Н.И.Лорером, В.Н.Лихаревым, А.И.Черкасовым, М.А.Назимовым и М.М.Нарышкиным, следующими туда же. Путь в компании был не таким тягостным. По дороге Одоевский написал стихотворение "Куда несетесь вы, крылатые станицы?" (стая журавлей). В Казани Александр Иванович наконец-то встретился с отцом.
По прибытии на Кавказ, Одоевский оказался в Нижегородском драгунском полку, в котором служил опальный М.Ю.Лермонтов. Встреча их состоялась, по-видимому, в Ставрополе, и дружба оказалась короткой. Не упустил возможности Александр Иванович побывать у вдовы А.С.Грибоедова - Нине Александровне. Встречи с декабристами В.М.Голицыным, С.И.Кривцовым и другими, а также с братом Пушкина – Львом и поэтом Огаревым, дополняли жизнь Одоевского.
Весной 1839 года он в составе десанта под командованием генерала Н.Н.Раевского - младшего отправился на боевую операцию против горцев в долину реки Субаши.
Вернувшись после боев, Александра Ивановича узнал из письма, что умер горячо любимый отец. Декабристу Назимову Одоевский сказал:"Я потерял отца… Все кончено для меня… Я чувствую, что не принадлежу этому миру" и буквально лез под пули.
Схватки с горцами закончились. Декабристы Игельстром, Загорецкий, Лихарев и Одоевский остались на строительстве форта. Условия жизни были ужасными: тропическая жара, влажность и множество всякого гнуса. 6 августа 1839 года Александр Иванович слег в жесточайшем приступе малярии, и через десять дней его не стало.
О нем М.Ю.Лермонтов сказал:
Из детских рано вырвался одежд
И сердце бросил в море жизни шумной,
И свет не пощадил – и бог не спас!
ПОДЖИО ИОСИФ ВИКТОРОВИЧ
(1792 -1848)
Старший брат Александра Поджио.
Иосиф в 1809 году закончил в Петербурге пансионат иезуитов и вступил в службу в чине подпрапорщика лейб-гвардии Преображенского полка Участник Отечественной войны 1812 года и Бородинского сражения, а также заграничных походов русской армии 1813 1814 годов. Награжден орденом Анны ΙV класса. В чине штабс-капитана по болезни в сентябре 1818 года уволен со службы.
С 1824 - член Южного общества. В восстании Черниговского полка участия не принимал, но в списках предателя Майбороды значился. 1 января 1826 года Иосифа Викторовича арестовали в своем имении Яновке Киевской губернии и 20 января доставили на главную гауптвахту Петербурга. На следующий день с запиской царя: "… посадить и содержать строго, но хорошо", определили в Петропавловскую крепость в № 11 Кронверкской куртины.
Иосиф Викторович дважды был женат. Первая жена, дочь статского советника Елизавета Матвеевна Челищева, скончалась, оставив на руках вдовца четырех детей: сына и трех дочерей. В 1825 года он вторично женился на дочери сенатора генерал – лейтенанта А.М.Бороздина – Марии Андреевне. Когда муж находился в заключении, в апреле, она родила сына, названного Львом. Крестным отцом его был генерал Н.Н.Раевский.
За участие в Южном обществе, поддержку его программы, Верховный суд определил Поджио И.Ф. 15 лет каторги, а при конфирмации император сократил ее на три года.
После суда, И.Поджио отправили в Свеаборг. Приметы осужденного: " рост 2 аршина 9 1/8 вершков, "лицо белое, круглое, глаза карие, нос продолговат, остр, волосы на голове и бровях темнорусые, на обеих щеках по два родимых пятнышка и во рту четырех передних зубов от конского ушиба нет".
Через год Иосифа Викторовича перевели в Свартгольм. Дальнейшую его судьбу решил тесть, сенатор А.М.Бороздин. Опасаясь, что дочь последует за мужем на каторгу, по его просьбе Сибирь зятю заменили восьмью годами заключения и Шлиссельбурге. От семьи местонахождение заключенного было скрыто. Отправлять письма ему разрешили лишь через два года, но без указания обратного адреса.
До 1834 года Мария Андреевна пыталась отыскать мужа и соединиться с ним, но напрасно. Власть, как и собственный отец, оказались глухими к ее просьбам. Думая, что мужа нет в живых, она вышла замуж за князя А.И.Гагарина.
По истечению тюремного заключения, И.Поджио в 1834 году отправили на поселение в небольшое село Усть – Куду, в 24 верстах от Иркутска. Здесь на поселении жил брат Александр. Вместе жилось легче, но здоровье Иосифа сдавало. Добившись разрешения губернатора, больной отправился на Туркинские минеральные воды.
Потеряв надежду увидеть жену и детей, в Усть – Куде, Иосиф Викторович познакомился с крестьянкой Настасьей Яковлевной Третьяковой и в июле 1835 года просил императора разрешить брак. Однако, узнав, что завещание матери о передаче ему части наследства власти не утвердили и, боясь, что семья будет пребывать в нужде, от женитьбы отказался.
Братья часто бывали в Иркутске у друзей декабристов. Особо желанными гостями они были в доме Волконских, которые летом приезжали к Поджио на "дачу" в Усть – Куду.
Ничего не бывает тайным, чтобы не становилось явным. Декабрист узнал правду о жене. Это пагубно отразилось на здоровье. Иосиф Викторович Поджио умер в доме Волконских 8 января 1848, куда приехал за два дня до смерти и был похоронен в Иркутске на бывшем Иерусалимском кладбище.
ФАЛЕНБЕРГ ПЕТР ИВАНОВИЧ
(1791 – 1873)
Из дворян саксонского рода. Родился в Риге. Его отца когда-то пригласил на службу в Россию Светлейший князь А.Г.Потемкин.
Фаленберг П.И. участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии. Участвовал в 35 сражениях. Награждён орденом Анны ΙV класса, Владимиром ΙV степени с бантом, Анны ΙΙ класса и прусским орденом "За заслуги". Последний чин и должность: подполковник и старший адъютант Главного штаба 2-ой армии по квартирмейстерской части.
Член Южного общества. Содержался в Петропавловской крепости. Методы дознания следственного Комитета, который занимался по указанию императора декабристами, описан в записках А.М.Муравьева "Мой журнал": "Чаще всего они (члены комитета) уверяли пленника, что его преданный друг во всем признался. Обвиняемый, затравленный, терзаемый без пощады и милосердия, в смятении давал свою подпись… Подполковник Главного штаба Фаленберг, потрясенный нравственно заключением, дошел до обвинения в умысле, которого никогда не имел; его друг, князь Барятинский, доказал ему это перед комитетом кратко и последовательно. Комитет, не обратив внимание на умственное расстройство Фаленберга, воздал громкую хвалу его раскаянию и… осудил его!" по 4 разряду: лишению дворянства, чина и 15 годам каторги, сокращенным до 12 и вечному поселению в Сибири. В Читинском остроге и Петровском заводе Фаленберг находился 5 лет, с 1827 по 1832 годы.
Среди декабристов начали возникать размолвки, по поводу которых Фаленберг потом писал сыну декабриста И.Д.Якушкина – Евгению: "В Чите сначала поместили нас более 60 человек в трех крестьянских избах. Здесь начались споры, упреки друг другу в неправдивых и вздорных показаниях на очных ставках, в комитете Следственной комиссии и пр. и пр. Чтобы прекратить раздоры, всем обществом – единогласно - принято условие ни под каким видом не упоминать о прошедшем, относительно вопросов и ответов и название "комитет" предать забвению. Эта благая мера не только водворила мир и тишину, но и связала тесной дружбою страдальцев за одно и то же дело". Объединение помогло декабристам выжить и продолжать дружбу в дальнейшем.
В заточении Петр Иванович не оставлял своих любимых занятий. С особого разрешения коменданта С.Р.Лепарского под конвоем, снимал план Читы и ее окрестностей, которые "… он исполнил инструментально, планшетом, им самим сделанным". Будучи художником – любителем занимался живописью. Его акварели до сих пор хранятся в Пушкинском Доме Петербурга.
Музыкальные вечера во многом скрашивали серые будни государственных преступников. В числе музыкантов был и Фаленберг – скрипач. Вместе с декабристом Н.А.Крюковым они составляли прекрасный дуэт.
На поселении Фаленберг оказался в 1832 году вначале в Троицком солеваренном заводе, затем в селе Шушенском Минусинского округа. Шушенское, по его словам – это "…одно из самых грустных по безнравственности селений Минусинского округа". К этому же прибавилась полицейская изоляция от друзей, живших в Минусинске: братьев Беляевых, братьев Крюковых и других. Депрессию усилило известие, что его жена Евдокия Васильевна, урожденная Раевская, вышла замуж за П.М.Налбухина. "Тоска и уныние, чтобы не сказать отчаяние, овладела им совершенно", - так охарактеризовал Петр Иванович свое состояние от третьего лица.
Депрессия могла бы перейти в душевную болезнь. Женитьба в 1840 году на дочери урядника, Александре Федоровне Соколовой, помогла избежать расстройства. Александра Федоровна была неграмотной, но имела доброе сердце и трудолюбивые руки.
"Жена его была преданная и нежная подруга, и вполне усладила его изгнанническую жизнь. Она скоро усвоила себе все образованные приемы и могла стать в уровень со своим мужем", - так писал о ней в своих воспоминаниях декабрист А.П.Беляев.
Декабристка М.К.Юшневская сообщала И.И.Пущину об усвоении грамоты женой Петра Ивановича, которую он обучал сам. "Фаленберга жена тоже читает уже по складам, скоро ко мне напишет".
Александра Федоровна родила двоих детей. Жилось трудно. Петр Иванович помощи от родных не получал. Декабрист Юшневский А.П. удивлялся стойкости друга: "Финансовые дела его плохи, очень плохи, живет он очень нуждаясь… но никогда не жалуется на свой недостаток и никаких просьб, чтобы ему помогали".
Чтобы как-то поправить дела, Фаленберг вместе со смотрителем поселений И.В.Кутузовым завел в Шушенском табачную плантацию и делал сигареты. "… работая с женою, а впоследствии и с детьми, как негр, без устали, он мог удовлетворить ограниченные свои нужды", - из "Записок" Фаленберга.
Природа преподнесла ссыльному злой сюрприз, разлившийся Енисей смыл плантацию. Снова нужда. Видя отчаянное положение поселенца, жители Минусинска по подписке собрали значительную сумму денег, хватившую на восстановление производства.
В одном из официальных отчетов властей о поднадзорном было записано: "… любовью и уважением он пользуется во всей округе… простота, скромность, чистосердечие, душевная бодрость составляют отличительные черты его характера".
Несмотря на трудности жизни, Петр Иванович находил время на изучение края, учил жену и детей грамоте, снял точную копию рунических надписей на камнях, доставленных к нему с берегов Енисея, и установил солнечные часы в Минусинском уезде.
Переписку с друзьями Петр Иванович поддерживалась постоянно, о чем говорят неоднократные ссылки на него в письмах А.Поджио к различным адресатам. Письмо к С.П.Трубецкому, датируемое 14 января 1858 года. В нем А.Поджио писал: "Сына Фролова и сына Фаленберга приняли в корпус (1 Кадетский), и первый их везет в Питер"…
Наконец-то долгожданная весть об амнистии 1856 года дошла и до Шушенского. Однако ею Фаленберг смог воспользоваться лишь спустя три года и то благодаря средствам, поступившим из Малой артели. В письме А.Поджио к С.Г.Волконскому из Иркутска 14 января 1857 года есть такая строчка: " Я намерен послать Фаленбергу 250 р.".
Семейство вначале отправилось в Ригу. Неприветливо принял город изгнанников. Последовал переезд в село Иванковицы Подольской губернии. Здесь, в 1873 году, в возрасте тридцати двух лет умерла любимица – дочь Минна (Инна). Отец не вынес тяжелой утраты и умер следом – 13 февраля в возрасте восьмидесяти двух лет.
ФОНВИЗИН МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ
(1787 – 1854).
Один из трех генералов, осужденных по делу декабристов. Он родился в семье высшего дворянского сословия, где традиции культуры и передовые идеи своего времени были на первом месте. Естественно, наследником традиций стал и Михаил, посвятивший жизнь делу служения Отечеству.
Вступив в гвардию, принимал участие в русско-шведской войне 1808 – 09 годов, 1812 года и заграничных походов русской армии 1813 – 14 годов. В 18 лет отличился под Аустерлицем, за что получил орден Анны ΙV класса. За битву под Малоярославцем награжден золотой шпагой "За храбрость" и орденом Анны ΙΙ класса с алмазными знаками. Не обошли его и иностранные награды: прусский орден "За заслуги" и Кульмский крест.
Генерал от артиллерии А.П.Ермолов так отзывался о Фонвизине: "…Он прехрабрый офицер, умный весьма человек". Вторил ему и Николай Иванович Тургенев: "Я его знал и питал к нему величайшее уважение; это человек честный, чистый человек добродетельный во всей силе этого слова".
Став активным членом "Союза спасения", "Союза благоденствия" и Северного общества, по своим взглядам на крепостническую Россию Михаил Александрович вполне соответствовал их замыслам. "В последнее время меня очень занимали социалистические и коммунистические вопросы – многое я прочитал об этом предмете за и против – последнего больше, но все-таки остался уверен, что в основании новых учений, без ведома даже изобретателей, скрывается христианская истина: что все социалистические и коммунистические учения не останутся без последствий и принесут вожделенный плод", - такова была философия М.Фонфизина.
Восстание потерпело поражение. Начались аресты. На столе следственной Комиссии лежала записка: "На генерал – майора Фонвизина есть многие показания о принадлежности его к обществу". 3 января из Петербурга в Москву генерал – губернатору Д.В.Голицину отправлена депеша: "По воле государя императора прошу Ваше сиятельство приказать немедленно взять под арест живущего в Московской губернии (в имении Крюково) отставного генерал – майора Фонвизина". Это было сделано 9 декабря 1826 года. По прибытии в Петербург генерала заключили в Петропавловскую крепость с царским предписанием: "Посадить где лучше, но строго, и не давать видеться ни с кем".
О содержании "где лучше" и как велось следствие Михаил Фонвизин, потом напишет: "Обвиняемые содержались в самом строгом заточении, в крепостных казематах и беспрестанном ожидании и страхе быть подвергнутыми пытке, если будут участвовать в запирательстве. Многие их них слышали из уст членов следственной комиссии такие угрозы… Ночью внезапно отпиралась дверь каземата; на голову заключенного накидывали покрывало, ведя его по коридорам и по крепостным переходам в ярко освещенную залу присутствия. Тут по снятии с него покрывала члены комиссии делали ему вопросы на жизнь и смерть и, не давая времени образумиться, с грубостью требовали ответов мгновенных… К нему приводили обвиняемых со связанными руками назад веревками, как в полицейскую управу, а не в царские чертоги. Государь России, забывая свое достоинство, позволял себе ругаться над людьми беззащитными, которые были в полной его власти, и угрожал им жестокими наказаниями".
Первый допрос генерала Фонвизина проводил в Зимнем дворце генерал В.В.Левашев. Затем допрашивал сам император, который брату Константину Павловичу в Варшаву писал: "Наши аресты идут своим чередом. Ко мне только что привезли сегодня Фон-Визина – личность довольно значительную".
"Личность" за подготовку восстания в Москве, и "в умысле на цареубийство согласием, в 1817г. изъявленным, в участии умысле бунта принятием в тайное общество членов", Верховным судом осудили на 15 лет каторги и вечное поселение в Сибири. На момент приговора М.Фонвизин был женат, имел малолетнего сына и жену на сносях.
21 января 1827 года вместе с тремя другими декабристами бывшего генерала отправили в Читинской острог. В феврале они прибыли на место. "Вы себе представить не можете этой тюрьмы, этого мрака, этой сырости, этого холода, этих всех неудобств. То-то чудо божие будет, если все останутся здоровы и с здоровыми головами," – ужасался Михаил Александрович.
Через год к нему приедет жена. Надежда Дмитриевна Фонвизина, дочь костромского помещика Д.И.Апухтина. С детских лет она пренебрегала светскими условностями, экстатически любила природу, не чужда была романтизму и религии. В шестнадцать лет сделала попытку убежать в монастырь, но родители вернули беглянку домой. Когда Надежде минуло семнадцать лет, и к ним в костромское имение приехал родственник - тридцатисемилетний генерал Д.А.Фонвизин. В сентябре 1822 года он сделал предложение своей племяннице. Родителями дали согласие на брак.
Знакомая со многими поэтами, в том числе и Пушкиным, прочитав его "Евгения Онегина", Надежда нашла себя в образе Татьяны, о чем сообщила И.Пущину: "Ваш приятель Александр Сергеевич, как поэт, прекрасно и верно схватил мой характер, пылкий, мечтательный и сосредоточенный в себе, и чудесно описал первое его проявление при вступлении в жизнь сознательную".
После отъезда на каторгу мужа, Надежда Дмитриевна добилась у царя разрешения выехать в Сибирь. Разрешение дано, но без детей. Оставив их на попечение больной матери и брата, она, как жена государственного преступника, выехала, и в 1828 году прибыла в Читинский острог. Немудрено, что она после пережитого в остроге, будет страдать нервными припадками и приступами неодолимого страха.
В Петровском заводе Надежда Дмитриевна родила двух мальчиков. Одному из них, Богдану, не суждено было прожить и года. После его смерти Наталья Дмитриевна в отчаянии написала матери: "Иметь сына, и не знать его, и лишиться его, не узнавши, не иметь возможности сохранить о нем даже воспоминание, не иметь понятия ни о взгляде его, ни о голосе… Только матери, находящиеся в моем положении, могут понять мое горе, но и у них остаются хотя воспоминания, а у меня и тех нет: горе, горе и горе!".
Несмотря на горе, по воспоминаниям М.Д.Францевой, воспитанницы Фонвизиных: "Наталья Дмитриевна была замечательного ума, необычайно красноречива и в высокой степени духовного религиозного развития. В ней много было увлекательного, особенно когда она говорила… Память у нее была удивительная… Характера она была твердого, решительного, энергичного, но вместе с тем очень веселого, несмотря на то, что жила больше внутренней жизнью, мало обращая внимание на суждения или пересуды людские".
После окончания срока каторги в 1832 году генерал-губернатор Лавинский, намеревался оставить М.А.Фонвизина на поселении в Нерчинске, но император решил иначе. "В другое место, далее в Сибирь", - сделал он отметку напротив фамилии Фонвизина. Семья подалась в Енисейск, затем Красноярск. Спустя шесть лет Фонвизина поселили в Тобольске.
Где бы декабрист не находился, его дом оказывался центром притяжения местной интеллигенции, священников и либерально настроенной молодежи. "У Фонвизиных не было отбою от являющихся к ним с визитом", - вспоминал сын священника - М.С. Знаменский.
Михаил Александрович нашел общий язык с советником губернского правления Д.И.Францевым, тобольским гражданским губернатором К.Ф.Энгельке и одно время был в приятельских отношениях с генерал-губернатором Западной Сибири П.Д.Горчаковым. Особая дружба связывала его с автором "Конька горбунка" П.П.Ершовым и священниками С.Я Знаменским, А.И.Слуцким. В Тобольске Михаил Александрович серьезно взялся за диктовку своих "Записок" и "Воспоминаний".
Михаил Александрович помог декабристу Якушкину, открыть школу в Ялуторовске. Много средств было потрачено на ремонт храмов, помощь неимущим, на просвещение, на лекарства больным. Самоотверженность Фонвизиных проявилась в борьбе с холерой, бушевавшей в Тобольске в 1848 году.
Н.Д.Францева вспоминала: "потребность в помощи была так велика, что даже Фон - Визины и Свистуновы, по наставлению Бобрищева – Пушкина лечили в отсутствии его приходящих к нему больных в эту тяжелую годину…больным, начиная от господ, все подавали помощь… сами растирали окоченевшие и почерневшие их члены, сами сажали в ванну".
Упорство помогло Натальи Дмитриевны добиться от властей разрешения посещать петрашевцев, находившихся в пересыльной тюрьме Тобольска, которых гнали на каторгу в Сибирь: Ф.М.Достоевского и С.Ф.Дурова. При отъезде она снабдила их всем необходимым: питанием, одеждой, книгами. Библию, подаренную Натальей Дмитриевной, Федор Михайлович хранил всю жизнь как драгоценность.
В октябре 1850 года Фонвизины получили весть о смерти от чахотки сына Дмитрия, студента Петербургского университета, который как отец вступил на борьбу с царизмом, став петрашевцем. Через год в Одессе умер второй сын Михаил - подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка.
Боевой генерал Фонвизин обратился к государю с просьбой отправить его рядовым на Кавказ, но получил категорический отказ.
Здоровье Михаила Александровича подходило к критической черте. На неоднократные просьбы брата, Ивана Александровича, Петербург, в конце концов, дал разрешение декабристу выехать, причем без семьи, в Марьино, что под Москвой, и поселиться в нем безвыездно. Проезжая столицу, Фонвизин хотел задержаться в ней несколько дней, но для государственного преступника Москва оказалась закрытой, о чем известил его губернатор Закревский.
Деятельная Наталья Дмитриевна добилась разрешения у императора соединиться с больным мужем. Наконец-то в сопровождении жандарма она с няней и двумя приемными дочерьми выехали из Тобольска. Вот и рубеж между Азией и Европой. "Как я кланялась России когда-то въезжая в Сибирь, на этом месте, так поклонилась я теперь Сибири в благодарность за хлеб и соль и гостеприимство. Поклонилась и родине, которая с неохотой, как будто мачеха, а не родная мать, встретила меня неприветливо… Сердце невольно сжалось каким-то мрачным предчувствием, и тут опять явилась прежняя тревога и потом страх…", - вспоминала декабристка.
Чутье не обмануло Наталью Дмитриевну, супруг таял на глазах. 30 апреля 1854 года на 66-ом году жизни остановилось сердце декабриста Михаила Александровича Фонвизина.
Со смертью генерала начались у Натальи Дмитриевы судебные тяжбы за наследство. Поскольку покойный был лишен имущественных прав, то права на имущество должны были перейти к "генеральше", но родственники его воспротивились. Вмешалось ΙΙΙ отделение. Вопрос был решен в пользу Фонвизиной с дополнением - запрет на проживание в Москве и Петербурге.
Оставшуюся жизнь, женщина посвятила служению людям, в том числе и Ивану Ивановичу Пущину, став его женой.
10 ноября 1869 года не стало Натальи Дмитриевны Пущиной (Фонвизиной). Её похоронили в Москве, в Покровском монастыре.
ШИМКОВ ИВАН ФЕДОРОВИЧ
(1803-4 – 1836).
Прапорщик Саратовского пехотного полка. Писатель- переводчик. Его литературные работы были запрещены III-м отделением.
Член Общества соединенных славян, поддерживающий их программу. Арестованного на юге, Ивана Федоровича доставили в Петропавловскую крепость. Надеясь на снисхождение, он написал покаянное письмо на имя императора и на допросах и очных ставках не запирался. Однако это не повлияло на вынесение приговора. Родственники, узнав о решении Верховного суда, отказались от декабриста.