|
…ьский лицей, где на всю оставшуюся жизнь сдружился с Александром Пушкиным. Подтверждение тому слова умирающего поэта, что если б рядом был Пущин, то умирать было бы легче. На выпускном балу, по случаю окончания Лицея, Александр I лично пожал руку Ивану Пущину и зачислил в гвардию, однако служба оказалась не долгой. Причиной отставки послужил конфликт с великим князем Михаилом Павловичем.
Уйдя в отставку, Иван Иванович занялся юриспруденцией, причем – успешно. Есть должность судьи Московского надворного округа, есть звание - коллежский асессор, казалось, что надо молодому человеку? Живи и радуйся. С малых лет Иван видел не только блеск своего сословия, но и нищету "черни". Это противоречие вывело его на путь борьбы с неравенством, за обновление формы правления государством. Это было не минутное побуждению, а убеждение. "Эта высокая цель жизни самой своей таинственностью и начертанием новых обязанностей резко и глубоко проникнула в душу мою"… Раз проникла – надо действовать, и И.Пущин вступил вначале в "Священную артель", затем в "Союз спасения", "Союз благоденствия" и стал одним из основателей Северного общества. До декабрьского восстания И.И Пущин жил в Москве неподалеку от церкви Спаса на Песках. Отсюда он выехал 5 декабря 1825 года в Петербург и прибыл 8 декабря. На следующий день был на квартире К.Ф.Рылеева, где собрались: Батеньков, Оболенский, А.И.Тургенев, Розен, Трубецкой, Н. Бестужев. Обсуждали многое, в том числе и о привлечении к восстанию графа Милорадовича, играя на том, что у него большие разногласия с Николаем Павловичем. Альянс не состоялся. Оставшиеся до 14 декабря дни, руководители посветили агитации в полках и детальному обсуждению предстоящего выступления. "Случай удобен, ежели мы ничего не предпримем, то заслужим во всей силе имя подлецов", - писал накануне выступления И.И.Пущин. Утром 14 декабря 1825 года Иван Иванович был на Сенатской площади. Началось противостояние сторон. Декабрист А.Е.Розен напишет: "… всех бодрее в каре стоял И.И.Пущин… солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость". Однако все пошло прахом… Чтобы привести мысли в порядок, Иван Иванович зашел в кофейню, потом отправился домой. На следующий день, пока спал, арестовали брата Михаила. Спустя время пришел лицейский друг князь М.А.Горчаков. Он принес деньги, заграничный паспорт и предложил бежать, но честь Ивана не позволила сделать этого. Потом навестил декабриста и П.А.Вяземский, который забрал на хранение его портфель с бумагами, которые вернул хозяину после каторги. В III отделении думали, что И.Пущин бросился в бега в Москву. Фельдъегерь поскакал с приказом Николая I московскому генерал – губернатору Д.В.Голицыну: "Перехватить некого Пущина, из Москвы прибывшего, и который, быв в шайке, скрылся. Он первейший злодей из всех, и если удалось ему уехать к Вам, то, верно, не без намерений". На каторге декабрист Лунин поинтересовался у Ивана Ивановича, почему он не сдался властям сам? "Я, конечно, об этом думал, и надумал: всякая такая явка, независимо от моей воли, - все же явка с повинной, а я (внутренне, перед богом) нисколько себя виноватым не считал, решил предаться судьбе и никак ее не торопить", - ответил тот. Царь лично допрашивал И.Пущина, проявляя при этом незаурядный талант актера. "…Николай подошел ко мне, глянул добродушно и спросил: "Почему такой худой? Небось шалишь много?" Посмеялись. - Тебе сколько лет? - Двадцать семь. - Почти одногодки, небось в 12 – м году мечтал удрать в действующую? - Я и брат умоляли – нас было пустили, но государь и матушка остановили. Пришлось вернуться, так и не понюхав пороху. - Выходит, что и у тебя, Пущин, и у меня первое в жизни пороховое дело – 14 декабря". За "пороховое дело" Пущин был осужден по Ι разряду - отсечение головы, но государь смилостивился, заменив отсечение вечной каторгой в Сибири. Дело И.Пущина могло бы принять другой оборот. Вильгельм Кюхельбекер оговорил на допросе Ивана Ивановича, о чем оговоренный позже записал в дневнике: "… Вильгельм вдруг объявил, что никто иной, как Пущин Иван сотворил 14 декабря нечто ужасное: когда подъехал к нашему каре великий князь Михаил Павлович, именно я будто сказал Кюхле: "Не желаешь ли ссадить Мишеля?"… Я оказался в затруднении: ведь обвинение, что я зачинщик в таком деле – серьезнейшее, пахнет виселицей… Но самое трудное, заключалось в том, что я ничего подобного не говорил и не предполагал. 20 лет спустя в Сибири, при первой нашей встрече, я на Вильгельма насел. Говорю, ну как же ты такое сказал, зная лицейскую мою повадку, считая меня одним из лучших товарищей?... Кюхля во время той сибирской беседы отмахивался и, кажется, вообще плохо помнил обстоятельства наших давних допросов; я поэтому не стал больше приставать и переменил тему…". 29 июля 1826 года мятежник И. Пущин был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, а оттуда, 8 октября 1827 был "во глубину сбирских руд". Долгой была дорога. "В Красноярске первый привал: Бобрищев – Пушкин (П.С.), Митьков и Спиридонов радушно приняли меня – у них отдохнул телесно после ужасно дурной дороги, а душевно нашел отраду в старом дружеском кругу… Поехал дальше", - вспоминал Иван Иванович свой путь на каторгу. 26 февраля 1828 года он прибыл в Читинский острог. Светлой искрой в безысходной жизни каторжанина было стихотворение А.С.Пушкина, переданное ему А.Г.Муравьевой. "Помню тот день, когда Александра Григорьевна через решетку отдала мне стихотворение Пушкина. Эти стихи она привезла с собой… Воспоминание поэта – товарища Лицея, точно озарило заточение, как он сам говорил, и мне отрадно было быть обязанным Александре Григорьевне за эту утешительную минуту". Действительно, такое не забывается! Иван Иванович всю жизнь хранил эти бесценные десять строк, давшие возможность декабристу воспрянуть духом. Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил. Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней! "Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарностью, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье. Увы! Я не мог даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминанием друга; но она поняла мое чувство без всякого внешнего проявления, нужного, быть может, другим людям и при других обстоятельствах; а Пушкину, верно, тогда не раз икнулось", - запишет потом Иван Иванович свое состояние, прочитав стихотворение. После Читинского острога последовал Петровский завод, в котором Иван Иванович провел почти одиннадцать лет, до 1839 года. Здесь до узников дошла весть о гибели Александра Сергеевича Пушкина от подлой пули Дантеса. Иван Иванович тяжело перенес это известие. "Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история, и если б я был на месте К.Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта – товарища, достояние России", - писал в Россию Иван Иванович одному старому другу. У Ивана Ивановича была замечательная черта характера, располагать людей к откровению. Он писал: "Много лет спустя, в Петровском заводе, подошел ко мне однажды Трубецкой и спросил: - Мне кажется, вы, как и я, находились под гипнозом рылеевских речей. Я согласился, не сразу поняв, чего хочет князь. А хотел он сказать, что вот и я и он – люди разумные, рассудительные, чуждые нелепых увлечений, но поддались и лишь позже как бы очнулись… Я, конечно, не стал возражать, да Сергей Петрович все понимал! 0, что как бы не менялись наши настроения, но я все же на площадь вышел, а он не вышел. Впрочем, дело не в том, а в другом, Трубецкой не на площади спасовал, а еще раньше: человек-то добрый, славный, отчаянной военной храбрости – он ведь тогда, 10-го или 11-го, после речи Рылеева спасовал, однако не решился при всех объявить, что наэлектризован и сам себе не верит. Смолчал, впрочем, мое суждение может быть поверхностным, знал ли я, знаю ли я даже сегодня "внутренние происшествия"?" И.И.Пущин стремился по мере своих сил помочь всем нуждающимся. Об этом писал декабрист Басаргин: "Его открытый характер, его готовность оказать услугу и быть полезным, его прямодушие, честность, в высшей степени бескорыстие высоко ставили его в нравственном отношении… В Чите и Петровском он только и хлопотал о том, чтобы никто из его товарищей не нуждался. Присылаемые родными деньги клал почти все в общую артель…" За заботу о собратьях по каторге, декабристы в шутку называли Ивана Ивановича "Маремьяной – старицей". "В полном смысле слова: Маремьяна – старица! Это уже вошло в мое призвание… старая Маремьяна иногда и не бесполезно заботится, " – шутил в письме к брату Иван Иванович. Меняется время, меняются люди. На каторгу государственным преступникам разрешалось писать только родственникам. И.Пущин был весьма удивлен письмом Павла Мясоедова, которого не видел 41 год и особой дружбы в лицее с ним не водил. Мясоедов писал: "Любезный, милый друг мой, Иван Иванович, пишу к тебе и сим желал бы выразить, как много сердце мое берет в горе твоем живого участия… может быть, рука моя умела б описать всю силу дружбы и с детства привязанности, кои я к тебе питаю, и перо в сем случае есть дурной доверитель наших чувств – потому и не распространяюсь". Срок каторги у И. Пущина закончился в 1839 году. Впереди поселение в Туринске. Как драгоценность он взял с собой два кольца из собственных кандалов, выкованные декабристом Михаилом Бестужевым. "Новый городок мой (Туринск) не представляет ничего особенно замечательного, Я думал найти здесь более удобств жизни, нежели на самом деле оказалось. До сих пор еще не основался на зиму – хожу, смотрю, и везде не то, чего бы хотелось без больших прихотей: от них я давно отвык, и, верно, не теперь начинать к ним привыкать… Главное – не надо утрачивать поэзию жизни, она меня до сих пор поддерживала, - горе тому из нас, который лишится этого утешения в исключительном нашем положении", - вспоминал Иван Иванович о новом месте жительства. Такое жизнелюбие было достойно подражанию тем, кто растерял силы на дорогах жизни. По замыслу императора государственные преступники не должны долго засиживаться на одном месте. Вот и Ивану Ивановичу надлежало, перебраться в Ялуторовск, неподалеку от Тюмени. "…Я доволен моим пребыванием в Ялуторовске. Нас здесь пятеро товарищей (И.И.Пущин, М.И.Муравьев – Апостол, Е.П.Оболенский, И.Д.Якушкин и В.К.Тизенгаузен)… Живем мы ладно, толкуем откровенно, когда собираемся, что случается непременно два раза в неделю: в четверг у нас, а в воскресенье у Муравьева – Апостола… Прочие дни проходят в занятиях разного рода – и умственных и механических… скоро минет двадцать лет сибирским разного рода, существованиям. В итоге, может быть, окажется что-нибудь дельное: цель освящает и облегчает заточение и ссылку", - сообщал И. Пущин в письме директору Царскосельского лицея Е.А.Энгельгардту. "Прочие дни", упомянутые в письме, проходили у Пущина не в праздном безделье, а были заполнены преподаванием в школе, выстроенной декабристами в Ялуторовске для местных детей, юридической помощи, лечение больных и других работах, полезных для населения. В 1849 году, получив разрешение выехать на лечение в Туркинские минеральные воды, Иван Иванович не мог не заехать в Петровский завод, чтобы навестить друга - изгнанника - И.И.Горбачевского. О своей поездке Пущин напишет в Петербург: "…Я был в Петровском; подъезжая к заводу, увидел лампаду, которая мне светила среди туманной ночи. Этот огонек всегда горит в часовне над ее (А.Муравьевой) могилой. Тут же узнал от Горбачевского, поселившегося на старом нашем пепелище, что, гуляя однажды на кладбищенской горе, он видит человека, молящегося на ее могиле. Подходит и знакомится с генералом Черкасовым. Черкасов говорит ему, что счастлив, что имел возможность преклонить колени перед могилой, где покоится прах женщины, которой он в душе давно поклоняется, слышал о ней столько доброго по всему Забайкалью. Вот уже слишком двадцать лет, что светится память нашей первомученицы". В 1852 году по просьбе Пущина его друг по лицею Ф.Ф.Матюшкин, санным путем прислал фортепьяно, на деньги, полученные вскладчину от других лицеистов. Последовало восторженная благодарность за подарок. "…Ура лицею старого чекана!" Это был вечером тост при громком туше. Вся древность наша искренне разделила со мной благодарное чувство мое; оно сливалось необыкновенно приятно со звуками вашего фортепьяно… Теперь Аннушка берет уроки дома – и субботы мои оживились для молодежи… Ноты твои Аннушка скоро будет разыгрывать, а тетрадка из лицейского архива переписана. Подлинник нашей древности возвращаю. От души тебе спасибо за все, добрый друг!" У Ивана Ивановича было двое детей: дочь Анна и сын Иван, родившиеся в Сибири; имя жены осталось неизвестным. Отец проявлял о детях необыкновенную заботу. В 1855 году они выехали в Нижний – Новгород. Анна жила у М.А.Дороховой, начальницы института благородных девиц. Окончив институт, она вышла замуж за Палибина. Прожила Анна Ивановна всего лишь 21 год. Казалась, что поселенцам дана полная свобода, но нет, строгий полицейский надзор продолжался, о чем свидетельствует пометка Пущина: "Любопытны аттестации, которые делают об нас ежемесячно городничий и волостные головы… Пишут обыкновенно: " Занимается книгами или домашностью, поведение скромное, образ мыслей кроткий". Семнадцать лет прожил Иван Иванович в Туринске и Ялуторовске, а всего в ссылке 28 лет или 11209 дней. Прошлое врезалось в память и: "Часто в разговорах мы заглядываем в Читу. Это было поэтическое время нашей драмы". Из письма И. Пущина к Д. И. Завалишину. После смерти Николая Ι декабристы ожидали амнистии, но ее, долгожданной, все не было. И. Пущин писал о новом правителе России: "Бесцветное какое-то начало нового царствования. Все подличают публично и подчас целуют руку у царя. Все дико и ничего не обещает хорошего… нет сил видеть такое проявление верноподданничества. Не знаю, были ли такие сцены при Николае… Знаю только, что Александр Ι не дозволял так кувыркаться. По-моему, это упадок, и до сих пор не вижу ничего, кроме упадка. Между тем, время такое, что можно бы на что-нибудь получше обратить внимание". Осенью Александр ΙΙ рассмотрел вопрос государственных преступников, амнистировав их. По этому поводу И.Пущин, написал Нарышкиным: "Так долго мы зажились в благодатной Сибири… Я помню этот путь, когда фельдъегерь вез меня в Сибирь. Теперь вряд ли мне его одолеть". Одолел Иван Иванович. В село Марьино Московской губернии его привезла вдова декабриста М.А.Фонвизина – Надежда Дмитриевна. Их одинокие души потянулись друг к другу. Ивану Пущину в то время было пятьдесят восемь лет, а ей пятьдесят два года. 22 мая 1857 года они обвенчались. Доброта Ивана Ивановича притягивала многих. "Хотелось бы почаще с тобой переписываться… Приятно было бы сохранить ту же свежесть чувств, которая так долго у нас хранилась и, верю, сохраниться до конца" – обращался к Пущину Оболенский. "Переломанный совершенно" болезнью, страдая мучительной одышкой, из Марьино он кому-то посылал деньги, о ком-то хлопотал перед властями, с кем-то вел длительные беседы, кого-то навещал, хотя сам страдал, под час, во много раз более, чем просители. Правда, еще в Читинском остроге он отказался внести деньги на украшение местного храма, а потратил их на нужды собратьев по несчастью. Не оставил без внимания Иван Иванович и дочь К.Ф.Рылеева – Настасью, которая жила с мужем и детьми близ Тулы. Тронута его письмом, она отвечала: "С глубоким чувством читала я письмо ваше, не скрою от вас, даже плакала; я была сильно тронута благородством души вашей и теми чувствами, которые вы сохранили к покойному отцу моему… Как отрадно мне будет видеть вас лично и услышать от вас об отце моем, которого я почти не знаю. Мы встретим вас как самого близкого, родного. Благодарю вас за присланные мне деньги – 430 рублей серебром. Скажу вам, что я совершенно не знала об этом долге". Пущин одолжил у Рылеева эту сумму еще в 1824 году. Сын декабриста И.Д.Якушкина, Евгений Иванович, вспоминал о встрече с И.Пущиным, который: "…произвел на меня сильное впечатление. Когда я с ним познакомился, ему было 55 лет, но он сохранил и твердость своих убеждений и такую теплоту чувств, какая встречается редко в пожилом человеке. Его демократические понятия вошли в его плоть и кровь;… он один из немногих, отзывающихся с полным уважением о деле, за которое они живут в Сибири". Болезнь подтачивала силы Ивана Ивановича. Отказывало сердце. Весть об этом облетела декабристов. Из Петровского завода тезка Горбачевский вразумлял, вспоминал и будто бы прощался: "Смотри, любезный Пущин, держись…и не пренебрегай своим недугом… Иногда я смотрю на окошко в твоей бывшей комнате; много тогда в голове рождается воспоминаний, сердце сжимается, думая, где вы все, что с вами? Увижу ли я тебя когда-нибудь, мой любезный Иван Иванович? Долго мы были вместе, я привык к тебе, - теперь довольствуюсь тем, что посмотрю на то место, где ты жил, - и тому рад. Прощай, Пущин… прошу тебя, пиши ко мне, это есть единственное утешение получать известия от тех, которых любишь…." Г.С.Батеньков вселял надежду другу, на выздоровление, о чем писал 22 апреля 1857 года: "Пусть окрепший Иван стоит по-прежнему башней на нашей общей ратуше. И теперь она, хотя одинокая, все же вмещает в себя лучшее наше справочное место и язык среди чужого, незнакомого населения". Последнее фото И.Пущина было сделано в 1856 году фотографом А.Бергнером. За семь месяцев до смерти, покидая Петербург, Иван Иванович написал в "Записках": "Прощай, мой город. Прощай моя юность, моя молодость, прощай, и моя старость. И если навсегда – то навсегда прощай". Болезнь не отставала. 3 апреля 1859 года Иван Иванович Пущин скончался. Его похоронили в Бронницах, рядом с братьями - декабристами Фонвизиным И.А и М.А под общей надгробной плитой с памятником из черного мрамора в виде распятого Иисуса Христа. Узнав о смерти И.И.Пущина, С.Г.Волконский, в одном из писем А.И.Бибикову скорбно отметил: "Легка под ним будет земля могилы, но нелегко для живых его отсутствие среди нас". 10 июля 1859 года А.Поджио жаловался Е.И.Якушкину: "Сколько утрат и в особенности последняя! Со смертью Пущина как будто рушилось последнее звено нас соединявшей некогда цепи! Принимая сами участие, вы более другого знали, какую заботливость оказывал покойник к неимущим в Сибири". Отреагировали на смерть декабриста и официальные власти. "3 апреля 1859 года дворянин Иван Иванович Пущин умер", - доносил московский губернатор в ΙΙΙ – е отделение в Петербург. Лондонский "Колокол" А. И. Герцена ударил набат 22 июня: "Мы только теперь получили известие о кончине в подмосковной деревне 3 (15) апреля Ивана Ивановича Пущина… Все касающееся до великой передовой фаланги наших вождей, наших героических старцев, должно быть отмечено у нас…". Тридцатилетнему изгнанию И. И. Пущин посвятил свои литературные труды: "Библиотека добрых листков", "Записки" и тетрадь "Заветных сокровищ". Она состояла из писем и начиналась с вклеенного стихотворения А.С.Пушкина, "Мой первый друг" и послания "В Сибирь", доставленное А. Муравьевой в Читинский острог, а также стихотворный ответ Пушкину А.И.Одоевского. Следующий листок был отдан стихотворению Пушкина "19 октября 1827 года", присланное декабристу на каторгу директором лицея Е.А.Энгельгартом. Неизменность революционным взглядам покойного подтвердил бывший лицеист Корф: "Ты, Жанно (лицейская кличка Пущина), воистину никогда не состаришься. Всегда у тебя, старый карбонарий, на календаре 14 декабря, и еще даже 15 – не наступило". ПОВАЛО-ШВЕЙКОВСКИЙ ИВАН СЕМЕНОВИЧ(1787-8 – 1845). Из дворян Смоленской губернии. Отец – смоленский помещик, премьер – майор. Иван получил достаточное образование на дому и продолжил учиться в Московском университетском пансионе, в котором учились сорок шесть будущих декабристов. Служить Отечеству И.Повало – Швейковский начал в январе 1801 года в чине унтер – офицера Московского гренадерского полка. Человек необычайной чести и храбрости, он участвовал в войне с Францией 1805 – 1807 и 1812 годов. Сражался при Бородино и за Смоленск. Был в заграничных походах русской армии в период с 1813 по 1814 годов. В 1814 году во главе своей части первым вошел в Париж. Имел ранение в грудь. Дважды награждался золотой шпагой с надписью "За храбрость", а так же орденами Владимира IV степени с бантом, Георгия IV класса, Анны II класса и золотым крестом за Прейсши-Эйлау. Чин полковника получил в августе 1816 года. Последнее место службы - Саратовский пехотный полк. С 1823 года Иван Семенович был активным членом Южного общества. Арестованного на Юге, его доставили в Петербург, и до 7 января 1826 года находился в городском карауле. С запиской царя "… посадить и содержать строго", помещен в №10 Никольской куртины Петропавловской крепости. На допросах вел себя, как подобает офицеру и "…в показаниях был не откровенен". После вынесения приговора, в августе 1826 года, Повало-Швейковского продержали около года в крепость Свартгольм. В июне следующего года отправили в Сибирь с приметами: рост 2 аршина 7 вершков, "лицом бел, кругл, волосы на голове и бровях светлорусые с сединою, глаза голубые, нос прямой". В Читинском остроге провел три года. С 1830 - узник Петровского завода. Здесь указом монарха каторгу Повало – Швейковскому сократили до 13 лет. По истечении срока, в июле 1839 года, он вышел на поселение в Курган, где и умер в 1845 году. Оставшееся свое имущество Иван Семенович завещал вдове солдата Анне Даниловне Ризенковой, которая находилась у него в услужении. РУКЕВИЧ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ(1796 – 1841). Из белостокских дворян. Имел в Белостоке дом в совместном владении с сестрами. Штабс – капитан литовского пионерного батальона. Идейный руководитель Литовского Общества военных друзей, имевшего связь с Северным обществом. В декабре 1825 года Рукевич со своим подразделением пытался сорвать присягу полка новому императору, но тут же был арестован. Находился около года под следствием в Белостоке. Военным судом был лишен воинского звания, дворянства и приговорен к смертной казни, заменённой 10 годами каторги и вечным поселением в Сибири. В мае 1827 года был отправлен на каторгу вместе с декабристами Игельстромом и Вегелиным. В сопровождении жандармов осужденные доехали до Тобольска, а оттуда вышли в путь вместе с каторжанами - колодниками. Генерал-губернатор Восточной Сибири А.Лавинский докладывал графу Дибичу в Петербург: "...Осужденные в каторжную работу государственные преступники Рукевич, Игельстром и Вегелин доставлены в Иркутск 15 числа сего января и отправлены под строгим присмотром к коменданту Нерчинских рудников". Михаил Иванович отбывал каторгу вместе с другими декабристами в Чите и Петровском заводе. С 1832 года вышел на поселение в деревню Коркино Иркутской губернии. Умер Рукевич М. И. в 1841 году. СОЛОВЬЕВ ВЕНИАМИН НИКОЛАЕВИЧ(1798 – 1871). Барон. Штабс-капитан Черниговского пехотного полка. Член общества соединенных славян. Принял активное участие в восстании Черниговского полка. Осужден в Могилеве по 1 разряду: лишение дворянства, чина, смертная казнь отсечением головы, замененная вечной каторгой в Сибири, сокращенной до 20 лет. Из киевской тюрьмы, закованного в кандалы, с суточными "кормовыми" в 12 копеек, Вениамина Николаевича этапом отправили в Читинский острог и дальше в Зерентуйский рудник, в который прибыл 16 марта 1826 года. "Самое пламенное и самое мрачное воображение не в состоянии представить себе страданий, испытанных нашими изгнанниками (Соловьевым, Мозгалевским, Сухиновым). Без одежды, без денег, оставленные на произвол судьбы… они испытывали все физические и нравственные мучения. Днем они подвергались всем переменам погоды и не имели средств защитить себя от холода и дождя; ночью – смрадная и тесная тюрьма вместо отдыха была для них новым истязанием. Сообщество воров, разбойников, бродяг и распутных женщин внушало отвращение к жизни и презрение к человечеству…", - так был описан путь следования на каторгу одним из декабристов. В средине 1828 года Соловьев оказался под следствием по поводу заговора И.И.Сухинова с целью освободить узников рудника. Участие Вениамина Николаевича следствие не подтвердило. Дальнейшее 12 лет он отбывал наказание в Петровском заводе, откуда вышел на поселение в село Устьяновское Каннского округа Енисейской губернии. После амнистии 1856 года прожил здесь еще три года. Жил на скудные средства. Помощь приходила из малой артели. В письме к Волконскому А.Поджио 18 января 1857 года сообщал, что "… Николай Николаевич выдал в Канске Соловьеву 200". По монаршему разрешению Соловьев в 1859 году выехал под надзор полиции в Скопинский уезд Рязанской губернии. Здесь он написал: "Записки о поручике Черниговского полка И.И.Сухинове". Умер Вениамин Николаевич в Рязани в возрасте семидесяти трех лет. СПИРИДОВ МИХАИЛ МАТВЕЕВИЧ(1796 – 1854). Майор Пензенского пехотного полка. Участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии. Имел орден Анны IV класса, Владимира IV степени с бантом и Кульмский крест. Михаил Матвеевич состоял в обществе соединенных славян и: "Изъявил готовность нанести удар по покойному императору (Александру)… приглашал членов быть твердыми в намерении своем". Арестованного по делу Черниговского полка, Михаила Матвеевича с фельдъегерем 11 февраля 1826 года доставили в Петропавловскую крепость. На допросах, очных ставках он никого из друзей не выдал, а даже вступился за них, о чем свидетельствует письмо к царю: "… Но обратите внимание Ваше императорское величество великодушный взгляд на членов этого круга ("славян"), в котором я находился; в оном поручики Громницкий, Лисовский, подпоручики Мозган, Фролов, Мозгалевский; прапорщик Шимков, портупей Шеколла совершенно в действии не участники, они не знали настоящей цели, не читали листов Конституции, а были в обществе по товариществу". Перед отправкой на каторгу Спиридова, Горбачевского и Барятинского посадили в "Пугачевскую" башню Кекскольмской крепости, в которой содержались дочери Емельяна Пугачева. Чтобы освободить место декабристам, старушек выпустили на свободу под надзор полиции. Потом узников перевели в Шлиссельбург и оттуда отправили в Сибирь. В Читинском остроге и тюрьме Петровского завода Спиридов провел 12 лет, с 1827 по 1839 год. Местом поселения для него монарх выбрал Красноярск. К этому времени в городе образовалась своеобразная колония из декабристов- поселенцев: Давыдов с женой, Митьков, братья Бобрищевы – Пушкины. Очевидно, властям показалось неугодным такое количество собранных бунтарей вместе, и в июле 1848 года Спиридова отселили в деревню Дрокино неподалеку от города. Не скуки ради, а чтобы прокормиться, Михаил Матвеевич занимался сельским хозяйством, причем успешно. Кроме того, обучал местных детей грамоте и помогал селянам разными советами. Жизнь текла медленно, однообразно, скрашивали серость бытия письма собратьев по ссылке. Так А. Поджио в письме к А.Ф.Фролову из Петровского завода писал: "Все наши товарищи вас помнят, а некоторые из них, в особенности Михаил Матвеевич…ожидают с нетерпением обещанного письма". Болезни следовали одна за другой. 21 декабря 1854 года Михаил Матвеевич умер и похоронен в селе Емельяново. Узнав о кончине друга, А. Поджио двумя словами в письме к И.И.Пущину в феврале 1855 года выразился так: "Спиридов убрался!" СУТГОВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ(1801 – 1872). В 16 лет начал военную службу в 7-ом Егерском полку, через пять месяцев получил чин портупей-юнкера. Благодаря способностям по службе продвигался быстро. В его формуляре отмечено: "… во время службы в походах не бывал. 1823 года 8 февраля за содействие в доведении батальона низших чинов своей части до подлежащего познания правил фронтовой службы получил Его Императорского Высочества Благоволение и 10 декабря 1823 года по высочайшему указу переведен в Лейб-гвардию Гренадерского полка, расквартированного в Санкт-Петербурге… по-немецки, по-французски, математике и Российскую грамоту знает"… Нижние чины уважали Александра Николаевича за человечность, справедливость, честность. Последнее его воинское звание - поручик лейб-гвардии Гренадерского полка. В феврале 1825 года Сутгоф познакомился с Каховским, а через него, с Рылеевым и, как надежный человек, стал присутствовать на совещаниях Северного общества, принимать участие в разработке восстания на Сенатской площади и был его непосредственным участником. Видя замешательство среди руководства восстанием, Сутгоф и Панов не рисковали солдатами и стали в строй для присяги. "Я видел, что многие солдаты не поднимали рук и говорили во время присяги", - вспоминал Сутгоф. После церемонии, солдат распустили по казармам. На следствии Александр Николаевич говорил: "После присяги прибыл корнет князь Одоевский ко мне, который сказал: "Что вы делаете? Вы изменили своему слову. Все полки уже на площади". Последовало обращение Сутгофа к солдатам: "… ребята, вы напрасно присягнули, ибо прочие полки стоят на площади и не присягают. Наденьте поскорее шинели и амуницию, зарядите ружья, следуйте за мной на Петровскую площадь и не выдавайте меня!". Из всех полков, прибывших на площадь, только Московский, Лейб-гренадерский полк, Морской гвардейский экипаж, да рота Сутгофа и Панова выполнили все на них возложенное регламентом восстания. До отправки в Читинский острог Сутгоф провел пять месяцев в Свартгольмской крепости в Финляндии. В Читинский острог прибыл 25 августа 1827 года. Затем переведен во вновь отстроенную тюрьму Петровского завода, где содержался до 1839 года. Итого: десять лет! Он, как и многие другие декабристы, подметал улицы, засыпал овраги, чистил конюшни т.д. Зимой молол ручной мельницей муку… Однообразная, унизительная работа изнуряла декабристов, и, чтобы не впасть в моральное отупение, организовали тюремную академию и артель для помощи малоимущим собратьям по несчастью. Александр Николаевич пользовался авторитетом среди соузников. В малой артели он несколько раз избирался хозяином артели, составляя реестр расходов общих денег на год вперед, следил за правильностью расходования средств и бывал не раз закупщиком продуктов для общего котла. Незадолго до выхода на поселение весной 1839 года Сутгоф, с разрешения генерал – губернатора, женился и отправился во Введенскую слободу Иркутской губернии. В сентябре этого же года он писал П.Н.Свистунову, что не может привыкнуть к одиночеству и новому образу жизни: "В особенности меня угнетает сельское хозяйство, я в нем решительно никакого понятия не имею, а по необходимости заниматься должен". Ко всему прочему не был решен вопрос с домом, а зима вот–вот готова лечь. Купил дом, но прожил в нем недолго. Пожар уничтожил его. Сутгоф обратился за разрешением к генерал–губернатору временно поселиться в Кудинской. Пришло повеление – жить там постоянно. Видя в ссыльном толкового человека, чиновники Павлинов и Герасимов доверили ему мельницу на реке Куде. Однако разливом реки её снесло, и Александр Николаевич оказался не у дела. Купец А.Свешников предложил ему управление фабрикой, но и это оказалось неподходящим занятием. С разрешения властей Сутгоф переехал на поселение в Малую Разводную, а через год его отправили рядовым в Кубанский егерский полк, в котором дослужился до звания офицера. После амнистии Сутгоф был восстановлен в правах, служил в пехотном полку. Переехав в Москву, заведовал фехтовальной школой. Последние годы жизни он провел в Кисловодске, в качестве смотрителя минеральных вод, а также управлял дворцом наместника Кавказа в Боржоми. 14 августа 1872 года Александр Николаевич Сутгоф умер, похоронен в Боржоми. СУХИНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ(1795 – 1828). Поручик Александрийского гусарского полка. Участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии 1813 – 1814 годов. В сражениях был несколько раз ранен. Входил в общество соединенных славян. Участвовал в восстании Черниговского полка 29 декабря 1825 года. Узнав о том, что был издан приказ об аресте Сергея Муравьева, и для этой цели выехал полковой командир Гербель, Сухинов воспрепятствовал выполнению приказа, о чем С.П.Трубецкой писал в своих "Записках": "В полку это уже известно было… Роты собрались для присяги. Командовавший одною поручик Сухинов остановился на дороге, где не дозволил привести в исполнение данного приказания". Военным судом при Главной квартире 1-ой армии в Могилеве Сухинова И.И. приговорили к смертной казни четвертованием. Во время чтения окончательного приговора: "Сослать в вечнокаторжную работу в Сибирь", осужденный громко сказал: "И в Сибири есть солнце". Больше года длился его пеший путь до Нерчинских рудников. Я не буду повторять трудностей этапа, описанных выше. Идеи освобождения с каторги, не давали покоя бывшему поручику Черниговского полка декабристу И.И.… Продолжение » |