…оянии финансов в России: "Состояние финансов ускользает от нашего расследования под густым туманом, окутывающим их при самодержавном режиме. Мы платим, но не знаем, куда деваются наши деньги. Мы даже не знаем, сколько мы платим, так как продажность судей и взяточничество администраторов отнимают от нас столько же, если не больше, чем само правительство…".

"Другой вопрос, столь важный, - о рабстве крестьян – остается открытым. Несколько миллионов наших братьев, лишенных гражданских прав, продаваемых оптом и в розницу наравне с вещами, не нашли до сего дня сочувствия нигде, кроме Тайного общества… Следовательно, необходимо правительству подумать о мерах уравнения своих подданных перед законом, а помещикам, в свою очередь, помочь этому акту справедливости последовательными уступками, дабы предотвратить волнение масс, редко полезное для них самих и всегда роковое для тех, кем оно вызвано".

Лунин считал, что без морали, без просвещения народа нация существовать не может: "Рабство, утвержденное законами, является обильным источником безнравственности для всех классов населения… Все лекарства, применяемые к общественному организму, которые не в состоянии будут непосредственно удалить эти главные причины болезни, будут лишь напрасным шарлатанством, более способным ухудшить болезнь… Воспитанием нового поколения обычно пренебрегали; молодежь следует своим личным склонностям за неимением достаточно важной цели, чтобы стоило посвятить ей жизнь. За этот период не появилось ни одного сколько-нибудь значимого литературного или научного произведения… Министерство народного просвещения, теряя из виду свою настоящую цель, заключающуюся в распространении положительных знаний, стремиться национализировать страну, поддержать учение, не заслуживающее человеческой поддержки, и превратить даже науки в столпы самодержавия. Отсюда – невежество, составляющее отличительную черту настоящей эпохи".

К заключительному аккорду статьи можно отнести и эти слова автора: "Если бы из глубин сибирских пустынь наши ссыльные могли возвысить свой голос, они были бы вправе сказать руководителям правящей партии: "Что сделали вы для блага народа в течение этих пятнадцати лет? … крестьяне не освобождены, … русские обмануты в их самых дорогих надеждах. Вы обязались выслушать и развивать все мысли об улучшениях, изложенные законно, но вы сделали их выявление невозможным… Мы исповедовали культ закона, вы исповедуете культ личности, сохраняя в церквах одежды государей как реликвии нового рода. Вы взялись очистить Россию от заразы либеральных идей и окунули ее в бездну невоздержанности, в пороки шпионства и мрак невежества. Вы погасили рукой палача умы, которые освещали и руководили развитием общественного движения, и что вы поставили на их место? Мы, в свою очередь, вызываем вас на суд современников и потомства: отвечайте!" Михаилу Сергеевичу помогал редактировать написанные труды и распространять их - декабрист Н.Муравьев и П.Ф.Громницкий.

Усмотрев в работах декабриста – философа антиправительственные выпады, местный исправник сообщил об этом начальству. Каким-то путем комментарии к "Донесению Следственной комиссии" попали к Бенкендорфу, а тот передал их царю. Незамедлительно из Петербурга последовал реакция. Генерал – губернатор В.Я.Руперт отреагировал на неё: "Господину начальнику Нерчинских горных заводов. Секретно. По высочайшей воле государя императора, объявленной мне господином шефом жандармов графом Бенкендорфом, предлагаю вам, милостивый государь, присылаемого при сем государственного преступника Лунина отправить немедленно в Акатуйский рудник, не употребляя в работу, подвергнуть его там строжайшему заключению отдельно от других преступников, так чтобы он не мог иметь решительно ни с кем сношений ни личных, ни письменных и содержать его впредь до особого повеления". В 1841 году повторно осужденного увозили в Акатуй "… вся деревня сбежалась его сопровождать, толпа была на дворе, все прощались, плакали, бежали за телегою, в которой сидел Лунин… Один крестьянин – старик ему в телегу бросил каравай с кашею", - вспоминал чиновник министерства государственного имущества Л.Ф. Львов, случайно оказавшийся свидетелем этого события.

Если власти презирали людей, впервые выступивших за переустройство России, то иное отношение было народа к декабристам, его высказал М.С.Лунин: "Жизнь в изгнании есть непрерывное свидетельство истины их начал... У них все отнято: общественное положение, имущество, здоровье, отечество, свобода… Но никто не мог отнять народного к ним сочувствия. Оно обнаруживается в общем и глубоком уважении, которое окружает их скорбные семейства; в религиозной почтительности к женам, разделяющим ссылку с мужьями; в заботливости, с какой собираются всё, что писано ссыльными в духе общественного возражения. Можно на время вовлечь в заблуждение русский ум, но русского народного чувства никто не обманет".

"…Акатуй – рудник один из самых тяжелых, где ссыльные работают в шахтах, большею частью прикованы к тачке, лопате… Местность рудника до того унылая, что наводит жестокую грусть", - из письма Лунина к сестре. В другом послании к ней звучит юмор: "Архитектор Акатуевского замка унаследовал воображение Данта. Мои предыдущие тюрьмы были будуарами по сравнению с тем казематом, который я занимаю. Меня стерегут, не спуская с меня глаз. Человек у двери, у окна – везде". Из-под строгого надзора декабрист умудрился послать Волконским двенадцать писем, в которых "… ощущался голос высокого духа и светлой мысли". В одном из них он писал Марии Николаевне: "Я погружен во мрак, лишен воздуха, пространства и пищи, окружен разбойниками, убийцами и фальшивомонетчиками. Мое единственное развлечение заключается в присутствии при наказании кнутом во дворе тюрьмы. Перед лицом этого драматического действия, рассчитанного на то, чтобы сократить мои дни, здоровье мое находится в поразительном состоянии, и силы мои далеко не убывают, а, наоборот, кажется, увеличиваются… Все это совершенно убедило меня в том, что можно быть счастливым во всех жизненных положениях и что в этом мире несчастны только дураки и глупцы"

Заботясь о каторжанине, Волконская посыла ему книги, продукты, чернильный порошок, перья и бумагу. Лунин написал очерк "Взгляд на дело Польши".

Незадолго до смерти, декабриста посетил в качестве проверяющего брат Ивана Ивановича Пущина – Николай. То-то была радость обоюдная!

Завещанием звучат строки Михаила Сергеевича: "Последнее желание мое в пустынях сибирских, чтобы мысли мои по мере истины, в них заключающейся, распространялись и развивались в умах соотечественников".

5 декабря 1845 года несгибаемый Михаил Сергеевич Лунин скончался во сне, якобы, от апоплексического удара, но, как считают многие историки декабрьского движения, это было преднамеренное убийство. Узнав о смерти друга, С.Г.Волконский сказал: "Боевой ум, с большим образованием. Во время своего заточения в Сибири это лицо показало замечательную последовательность и в мыслях своих, и в энергии поступков своих. Он умер в Сибири. Его память священна для меня, и более того, ибо я радовался его дружбе и доверию. Его могила должна быть близкой сердцу каждого доброго русского человека".

На акатуйском кладбище на могиле М.С.Лунина стоит обелиск в виде четырехгранной усеченной пирамиды с крестом. Прутья ограды вокруг могилы символизируют лучи восходящего солнца. 

ЛУЦКИЙ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

(1804-1882).

Дворянин из города Боровичи Новгородской губернии.

В возрасте шестнадцати лет Александр поступил на службу подпрапорщиком в престижный лейб-гвардии Московский полк. В 1821 году получил чин унтер-офицера. Был в дружеских отношениях с А.А.Бестужевым и Д.А.Щепиным-Ростовским, что, несомненно, повлияло на мировоззрение молодого офицера. Убедительных документальных данных, подтверждающих, что он состоял в тайных обществах нет, но участие в восстании принимал. В ночь с 14 на 15 декабря 1825 года его арестовали и заключили в Петропавловскую крепость, в которой содержался вплоть до вынесения приговора судом при лейб-гвардии Московского полка. 22 января 1827 года А.Н.Луцкого приговорил к повешению. По записям же Аудиторского департамента его лишили чина, дворянства и присудили к двадцати ударам кнута и ссылке на каторгу в Сибирь без указания срока. При конфирмации Его Величество отменило смертную казнь и кнут, а все остальное оставило без изменения.

В конце июня 1827 года пешим этапом с уголовниками декабриста, закованного в кандалы, отправили в Иркутск. По дороге Александр Николаевич за 60 рублей "обменялся судьбой" с сосланным на поселение крестьянином Агафоном Непомнящим и под его фамилией больше года жил в деревне Большекумчужной Ачинского округа. Какими-то путями власти узнали о подлоге. Монарх повелел новоявленного крестьянина судить. 23 февраля 1830 года суд постановил наказать его 100 ударами лозой и отправить на каторжные работы в Новозерентуйский рудник. Через три месяца, единственный из всех декабристов, Луцкий совершил побег, пробыв на свободе больше года. Пробраться в центральную Россию ему не удалось. 17 февраля 1831 года беглеца схватили и Нерчинской горной экспедицией приговорили к 16 ударам плетьми и содержанию в тюрьме с выводом на работы, прикованным к тачке. В июне власти Петербурга утвердили приговор. Со временем каторжанину условия содержания ослабили, и он в 1838 году женился на дочери местно цирюльника Марии Портновой и имел от неё восьмерых детей. Жилось трудно. В мае 1850 года Луцкий был освобожден от каторжных работ и вышел на поселение.

Амнистия от 26 августа 1856 года ничего декабристу не дала, его даже не включили в списки, считая погибшим. Александру Николаевичу пришлось письменно напоминать императору о своем существовании. Через год забытого декабриста восстановили во всех правах. Выехать из Нерчинского завода в Новгородскую губернию по каким-то причинам он не пожелал. В возрасте семидесяти восьми лет Луцкий Александр Николаевич умер в Нерчинске 24 февраля 1882 года.

МОЗАЛЕВСКИЙ АЛЕКСАНДР ЕВТИХЕЕВИЧ

(1803 – 1851).

Из дворян Курской губернии. Отец - коллежский регистратор, не богатый помещик.

Александр получил домашнее образование. Военную службу начал в 1821 году подпрапорщиком в Черниговский полк, за безупречную службу возведен в прапорщики.

В тайных обществах не состоял, но как только поднялся Черниговский полк, сразу же оказался в числе восставших. После разгрома, Мозалевский был взят под стражу. Началось следствие. Военным судом при Главной квартире 1 армии в Могилеве он был приговорен к лишению чинов, дворянства и смертной казни четвертованием. По высочайшей милости от 12 июля 1826 года казнь заменили ссылкой на вечную каторгу в Сибирь. Перед отправкой, в городе Василькове, на плаце перед 9-ой пехотной дивизией состоялась гражданская казнь над Мозалевским А.Е., а 5 сентября 1826 года из Киева начался его пеший этап. В декабре государственный преступник дошел до Москвы и далее - направление Казань. В феврале 1828 года этап закончился в Зерентуйском руднике.

Спустя некоторое время его подвергли аресту и суду Военно–судной комиссии при Нерчинских заводах в связи с попыткой декабриста И.И.Сухинова поднять бунт в руднике с целью освобождения друзей и организации их побега. Расследование не подтвердило участие Александра Евтихеевич в заговоре.

Из Читинского острога, Мозалевского в 1830 году перевели в Петровский завод. Срок каторги был сокращен до 13 лет. В 1839 году Александр Евтихеевич мог выйти на поселение, но по состоянию здоровья выехать не смог. Лишь в 1850 году он поселился в селе Устьянском Енисейской губернии. Прожив на относительной свободе год, Александр Евтихеевич умер в возрасте сорок восемь лет.

 

"Четырнадцатое декабря жестоким ударом поразило семью Муравьевых. Семь членов ее были арестовано: Никита Михайлович и младший брат его Александр, корнет кавалергардского полка, Сергей, Матвей и Ипполит Ивановичи Муравьевы – Апостолы, Артамон Захарович Муравьев и Александр Николаевич Муравьев. Началось следствие. Ипполит Иванович застрелился еще под Белой Церковью, Сергей Иванович был повешен, Никита Михайлович приговорен к повешению, но в последнюю минуту помилован и сослан на каторжные работы", - так писала А.Бибикова, правнучка Н.М.Муравьева, о трагической судьбе своего большого и дружного семейства.

МУРАВЬЕВ АРТАМОН ЗАХАРОВИЧ

(1793 – 1846).

Из дворян. Отец – действительный статский советник.

Артамон учился в Московском университете, затем в корпусе колонновожатых. В январе 1812 года начал военную службу в чине прапорщика в Дунайской армии. Участник Отечественной войны и заграничных походов русской армии. Награжден орденами Анны ΙV и ΙΙ класса, Владимира ΙV степени с бантом, прусским орденом "За заслуги" и Кульмским крестом. Одно время состоял адъютантом при М.Б.Барклай-де-Толли, а с 1814 года при графе де Ламберте. До 1818 года служил во Франции в оккупационном корпусе под командованием графа М.С.Воронцова. С декабря 1824 года в звании полковника командовал Ахтырским гусарским полком, расквартированным в местечке Любар, неподалеку от Бердичева, где и был арестован 31 декабря 1825 года, как соучастник "Союза спасения", "Союза благоденствия", Южного общества и за то, что "вызывался покуситься на жизнь государя".

Для дознания Артамона Захаровича 8 января 1826 года доставили в Петербург в Петропавловскую крепость, и с предписанием монарха: "посадить по усмотрению и содержать строго, дав писать". 17 января узник был вызван на допрос к Николаю Ι. Можно представить разговор между ними, после которого последовал приказ: "присылаемого злодея Муравьева Артамона заковать и содержать как наистроже". Кандалы сняли с него лишь через четыре месяца.

После вынесения приговора, 21 июля 1826 года с первой партией из восьми человек, закованный в кандалы, Муравьев А.З. отправился в путь, более чем шесть тысяч верст. Приметы его: рост 2 аршина 8 ¾ вершков, "лицом бел, полнолиц, глаза карие, нос средний, острый, волосы на голове черные с сединами, на бороде темнорусые, бороду и усы бреет, корпусом дороден, имеет небольшую рану на левой ноге ниже бедра, на правой руке проколото порохом Vera, что означает имя жены его".

В Иркутск этап прибыл 27 августа, а в Благодатском руднике Артамон Захарович оказался в конце октября. Почти год он пробыл в этом страшном месте, затем был переведен на каторгу в Читинский острог, где пробыл три года. Впереди был Петровский завод. В сентябре 1830года прибыл туда.

"Артамон Муравьев…невелик ростом, но довольно тучен, с глазами живыми и выразительными; в саркастической его улыбке заметно было направление ума, а вместе с тем некоторое добродушие, которое невольно располагало к нему тех, кто близко с ним знаком", - вспоминал о нем декабрист Е.П.Оболенский.

Тюрьмы не лишили декабристов работе ума. По наблюдению декабриста А.Е.Розена: "Самую деятельную жизнь из всех моих товарищей в петровской тюрьме вели Ф.Б.Вольф и А.З.Муравьев, первый из них был ученый, отличный доктор медицины, второй – практический хирург; они в сопровождении караульного вестового могли во всякое время выходить из тюрьмы, чтобы помогать больным".

В 1835 году срок каторги монаршим повелением А.З.Муравьеву был урезан до 15 лет. Это же повеление отклонило просьбу сестры Артамона - Е.З.Канкриной, отправить его рядовым на Кавказ. Срок каторги закончился в июле 1839 года и в августе узник был обращен на поселение в село Елань Бадайской волости Иркутской губернии. В связи с ухудшением здоровья Артамон Захарович обратился с просьбой к генерал-губернатору В.Я.Руперту выехать в Иркутск на лечение. Просьбу удовлетворили. После лечения, переведен в село Малая Разводная. О его деятельности на поселении в "Русских Ведомостях" за 1896 год современник декабристов Н.А.Белоголовый, врач, общественный деятель, журналист, писал: "…все любили за беззаветную и деятельную доброту: он не только платонически сочувствовал всякой чужой беде, а делал все возможное, чтобы помочь: в деревушке он скоро сделался общим благодетелем; претендуя на знание медицины, он разыскивал сам больных мужиков и лечил их, помогая им не только лекарствами, но и пищею, деньгами, - всем, чем только мог. Большую материальную помощь оказывал Артамон Захарович и декабристам братьям Борисовым.

Умер Муравьев А.З. 4 ноября 1846 года в возрасте 55 лет и похоронен в ограде местной церкви.

В 1952 году село попало в зону затопления Братским морем. Прах А.З.Муравьева перенесли на Лисихинское кладбище в Иркутск.

МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ

(1793 – 1886).

Родился в Петербурге в богатой дворянской семье. Его отец член Российской академии наук, посланник в Мадриде, писатель, имел 3478 душ крепостных.

Вместе с младшим братом Сергеем, Матвей получил домашнее образование, затем продолжил его в корпусе инженеров путей сообщения. В 18 лет вступил в лейб-гвардии Семеновский полк. Участник сражений за Бородино, Тарутино, Малоярославец. Бывал в заграничных походах. При Кульме был ранен. За храбрость награжден орденом Анны ΙV класса, Кульмским крестом. В чине подполковника вышел в отставку. Жил в имении Хомутец Миргородского уезда Полтавской губернии. Масон, участник несостоявшегося московского заговора в 1817 году против Александра Ι. Один из учредителей "Союза спасения", "Союза благоденствия", член Южного общества. Сторонник Пестеля и его "Русской правды", в которой записано, чтобы государство "… находилось под властью и управлением законов общественных, а не прихотей личных властителей, и доставляло бы возможное благоденствие всем и каждому, а не зловластвовало над всеми для выгоды единого или нескольких… Из сего явствуют две главные для России необходимости: первая состоит в совершенном преобразовании государственного порядка и устройства, а вторая – в издании полного нового уложения или свода законов, сохраняя притом все полезное и уничтожая все вредное".

Восстание Черниговского полка шло стремительно. До его начала был арестован П.И.Пестель. Руководство взял на себя Сергей Иванович Муравьев – Апостол, но его и брата Матвея арестовали 27 декабря 1825 года в Трилесах под Киевом. Восставшими офицерами они были освобождены. 29 декабря восстала рота Черниговского полка и двинулась к Василькову на соединение с основными силами. Всего восстало 970 солдат и 8 офицеров. 3 января 1826 года под Ковалевкой полк был разбит отрядом генерала Ф.К.Гейсмара. Погибло около 50 человек. Раненный младший брат Матвея – Ипполит, чтобы не сдаваться в плен, застрелился.

Было арестовано 869 солдат и 5 офицеров. Матвей Иванович был арестован 3 января 1826 года и отправлен из Белой Церкви в Москву. В главную гауптвахту Петербурга он прибыл 14 января 1826 года, а на следующий день заключен в Петропавловскую крепость с указанием царя: " присылаемого Муравьева, отставного подполковника, посадить по усмотрению и содержать строго" в №35 Кронверкской куртины. Приметы заключенного: рост 2 аршина 4 4/8 вершков, "лицо белое, чистое, круглое, глаза светлокарие, нос большой, остр, волосы на голове и бровях темнорусые, на правой щеке небольшие бородавки, на правой же ноге от большого пальца второй и третий вместе сросши, на правой ляжке рана от навылет прошедшей пули и имеет шрам".

По приговору Верховного суда Муравьеву – Апостолу М.И. была выбрана одна из крайних точек в Сибири – Вилюйск. До отправки Матвей Иванович содержался в Роченсальме. 2 октября 1827 года из Шлиссельбурга  он был отправлен в ссылку. Этап проходил через Иркутск, Якутск… На место назначения декабрист прибыл в январе 1828 года.

"Участь этих несчастных товарищей была самая ужасная, хуже каторги… их разместили поодиночке, где земля не произрастает хлеба, где жители, по неимению и по дороговизне хлеба, вовсе не употребляют его в пищу… Они первое время были совершенно одиноки; ни голос друга, ни луч солнца под северным полярным кругом в то время их не грел, и естественно, что в такой медленной продолжительной пытке нетрудно было некоторым из них лишиться ума, предаваться отчаянию, не говоря уже об утрате здоровья", - так описывал декабрист А.Е.Розен эти страшные места.

Через год по ходатайству сестры, в замужестве Е.И.Бибиковой, Матвея Ивановича перевели в Бухтарминскую крепость Омска, в которой содержался до июня 1832 года пока не получил разрешение от губернатора Западной Сибири Вельяминова на жительство в доме статского советника Бранта, с последующей постройкой собственного дома. Здесь он женился на дочери священника Марии Константиновне Константиновой. Народился сын. Все было бы неплохо, но малыш умер в пятилетнем возрасте. Семья взяла на воспитание девочек Августу и Анну.

В сентябре 1836 года Матвей Иванович вышел на поселение в Ялуторовск, где проживали друзья – единомышленники. Вместе с ними помогал беднякам, строил школу, занимался музыкой, общественной работой.

Судьба оказалась благосклонной к М. Муравьеву – Апостолу. По амнистии 1856 года ему возвратили прежние чины, а также право ношения Кульмского креста, военной медали 1812 года и солдатского Георгиевского креста. Девочкам дали настоящую фамилию и право почетного гражданства. Некоторое время семейство жило в Московском уезде в деревне Зыковой, затем в Твери под наблюдением полиции и спустя время император разрешил им жить в Петербурге или Москве.

В начале января 1883 года Матвей Иванович похоронил жену на Ваганьковском кладбище и сам умер через три года, 21 февраля 1886 года в возрасте 93 лет, завещая большую сумму денег бедным студентам Московского университета. Похоронен несломленный декабрист на кладбище Новодевичьего монастыря.

Матвей Иванович оставил воспоминания о восстании Черниговского полка, в которых была фраза: "Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради любви к отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма".

МУРАВЬЕВ НИКИТА ИВАНОВИЧ

(1795 – 1843).

Граф. Родился в Петербурге. Отец его прогрессивный деятель XVΙΙΙ века, попечитель Московского университета, товарищ министра народного просвещения, писатель. Мать – баронесса Екатерина Федоровна Колокольцева была "состояния богатого" имела каменный дом в Петербурге и в Ямужском уезде 75 крепостных душ.

По окончании Московского университет Никита был зачислен коллежским регистратором в Департамент Министерства юстиции. Гражданская служба тяготила молодого человека. В феврале 1812 года он ушел на военную службу, получив звание прапорщика в свите по квартирмейстерской части. Одно время он числился офицером по поручениям у генерала Л.В.Беннигсена.

Никита Михайлович участник заграничных походов 1813 – 1814 годов. Имел ордена Анны ΙV класса и Владимира ΙV степени. Последнее воинское звание капитан в должности Начальника штаба при великом князе Николае Павловиче, того самого, против которого подняли восстание 14 декабря 1825 года.

Никита Муравьев – основатель "Союза спасения", активный член "Союза благоденствия" и Верховной думы Северного общества, автор проекта конституции. В 1820 году он считал: "Государь самодержавный или самовластный тот, который сам по себе держит землю, не признает власти рассудка, законов божьих и человеческих; сам от себя, то есть без причины по прихоти своей властвует… Сегодня ему вздумается одно, завтра другое, а до пользы нашей ему дела мало, оттого и пословица: близ царя, близ смерти". Эти мысли он продолжил в своем проекте "Конституции 1821 – 1825 годов": "Нельзя допустить основанием правительства – произвол одного человека – невозможно согласиться, чтобы все права находились на одной стороне, а все обязанности на другой. Слепое повиновение может быть основано только на страхе и не достойно ни разумного повелителя, ни разумных исполнителей. Ставя себя выше законов, государи забыли, что они в таком случае вне законов, вне человечества!" Никита Муравьев предлагал сохранить монархию, ввести федеральное правление в России и имущественный ценз для избирателей. Против этого возражали "Южане", настроенные более радикально против существующей власти, вплоть до физического устранения всей царской семьи.

Поражение восстания на Сенатской площади вызвало массовые аресты, как непосредственных участников, так и идейных руководителей, списки которых имел новый император. Как теоретик и активный участник подготовки восстания Н.Муравьев был опасен царской власти. В присутствии беременной жены 20 декабря 1825 года его арестовали в имении тестя селе Тагине Орловской губернии, а 25 декабря доставили в Петербургскую главную гауптвахту, затем перевели в Петропавловскую крепость с предписанием царя: "…посадить по удобности под строжайший арест, дать, однако, бумагу".

В "Разборе донесения тайной следственной комиссии в 1826 году" Муравьев описал то, как велось, и какими средствами добивались показаний от участников восстания: "В полночь внезапно открывались двери темницы: на узника набрасывали покрывало: безмолвно вели через коридоры, дворы и проходы крепостные. Когда снимали покрывало, он находился уже в зале присутствия, перед членами тайной комиссии… Кто молчал или по неведению происшествий, или от опасения погубить невинных, тогда в темнице лишали света, изнуряли голодом, обременяли цепями. Врачу поручено было удостоверяться, сколько осужденный мог вынести телесных страданий. Священник тревожил его дух, дабы исторгнуть и огласить исповедь. Многие из узников были поражены помешательством ума: двое в цвете лет померли в казематах. Итак, признания служившие основанием допросу, не всегда были добровольными"… Говорить о профессиональных адвокатах осужденных не приходилось.

Н.И.Герцен опубликовал "Разбор" в "Полярной звезде" в V книжке за 1859 году в Лондоне. Автор не дожил до этого времени.

10 декабря 1826 года Н.Муравьева отправили в Сибирь с приметами: рост 2 аршина 6 6/8 вершков, "лицо смугловатое, глаза карие, нос большой, продолговатый, волосы на голове и бровях черные с сединами, на шее подле подбородка от золотухи несколько шрамов". Осужденный прибыл в Читинский острог в конце января 1827 года. В тюрьму Петровского завода был переведен в сентябре 1830 года. Срок каторги сокращен до 10 лет.

Тяжелейшие условия тюрем Читы и Петровского завода не сломили декабриста. Сам не пал духом и других поддерживал, чем мог, например, вкладывал ежегодно в общественную кассу по три тысячи рублей ассигнациями. Его библиотека была доступна друзьям, в " каторжной академии" читал братьям по несчастью курс военных наук, разрабатывал проект соединения рек Сибири в единый водный путь. Декабрист С.Г.Волконский о Никите Муравьеве отзывался так: "… отличный гражданин, отличный брат тюремный, добродетельный человек". В.Ф.Раевский вторил ему: "Муравьев был честный, благомыслящий человек".

В феврале 1827 года в Читинский острог к Н.Муравьеву приехала двадцатитрехлетняя жена - Александрина Григорьевна, урожденная Чернышева. Графиня, красавица, по образованию и богатству во многом опережала дам высшего света.

Выйдя замуж за графа Никиту Ивановича Муравьева 22 февраля 1822 года, считала: "Я самая счастливая из женщин". Счастлив был и муж. В Петропавловскую крепость она сумела передать ему свой портрет, с которым потом не расставался всю жизнь. В ответ Никита писал из каземата: "Время от времени я беру твой портрет и беседую с ним. Я очень благодарен тебе за то, что ты мне его прислала, он доставляет мне за день не одну приятную минуту и переносит меня в ту пору, когда я не знал горя. Вот как все меняется, дружок".

Отправка декабристов, закованных в кандалы, держалась в строгом секрете. Радость Никиты Ивановича была безмерной, когда не первой станции от Петербурга увидел свою матушку Екатерину Федоровну и жену. Долго потом в его ушах звучало материнское благословение и слова Александрины: "Я люблю тебя, Ника! Я – следом за тобой. Слышишь? Я – следом за тобой!" Оставив на попечение свекрови троих малолетних детей: Катю, Лизу и сына Мишу, двадцатитрехлетняя графиня отправилась в добровольное изгнание. Незадолго до отъезда А.С.Пушкин вручил ей два стихотворения: "Во глубине сибирских руд" и послание И.И.Пущину - "Первому другу, другу бесценному". Несмотря на опасность подобного рода писем, Чернышева довезла их адресатам.

В Иркутске губернатор потребовал от нее подписи под "Условиями" по которым она становилась, как и муж – каторжанкой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отречения она переписала тушью на батистовый платок, как память нарушения царем всего святого.

В Чите Александра Григорьевна поселилась в домике, из окна которого могла видеть мужа, идущего вместе с другими декабристами на работу и обратно. Ей дозволялось два раза в неделю в течение часа разговаривать с мужем, но в присутствии дежурного офицера. Здесь же, в Читинском остроге, содержался и ее родной брат - Захар Чернышев. Лишь через год Александра получила разрешение поговорить с ним.

Жизнь узников Читинского и Петровского Завода была бы значительно хуже, если бы не доброта Чернышевой и других жен декабристов. "Нет сомнения, что если бы не эти знаменитые жены не решились на такой геройский поступок, наша участь была бы совершенно иная, и мы бы все погибли бы, совершенно забытые Россиею, - писал декабрист В.С.Толстой, об этих несгибаемых женщинах. Благодаря родне "Её кошелек был открыт для всех". Не это было главное в Александре Григорьевне, а доброта. Она находила время на заботу о муже, его друзьях, на создание медпункта, аптеки, лечение местно населения и еще множество дел, сопряженными с трудностями женщине высшего общества, живущей в каторжных условиях: При этом, как вспоминал И.И.Пущин: "…В ней было какое-то поэтически возвышенное настроение… была необыкновенно простодушна и естественна. Это составляло главную её прелесть. Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала её в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования…".

Несчастья стали преследовать молодую женщину с 1828 года. В Петербурге умер сын Миша, следом умерла мать и дочь Лиза. Старшая дочь Екатерина, не выдержав тягот – сошла с ума. Однако невзгоды не изменила отношения Александры Григорьевны к жизни. О ее теплоте, внимании, заботе вспоминал в письме к сестре декабрист С.И.Кривцов: "Я не в состоянии, милая сестра, описать тебе все ласки, которыми меня осыпали, как угадывали мои малейшие желания… Александре Григорьевне напиши в Читу, что я назначен в Туруханск и что все льды Ледовитого океана никогда не охладят горячих чувств моей привязанности, которые я никогда не перестану к ней питать".

В Чите у Муравьевых 15 марта 1829 года родилась дочь Софья - Нонушка. В августе 1830 семейство переехало в тюрьму Петровского завода. В новое заточение принесло новые несчастья, умерла, родившаяся здесь дочь Оля. Как не скрывала своего горя женщина, но истощение нервов брало свое. Переживаниями она делилась с мужем и в письмах к свекрови. Одно из них: "Я по целым дням ничего не делаю. У меня нет еще сил взяться ни за книгу, ни за работу, такая еще на мне тоска, что все метаюсь… Я не могу шагу ступить из своей комнаты, чтобы не увидеть могилку Оленьки. Церковь стоит на горе, ее отовсюду видно, и я не знаю, как, но взгляд невольно постоянно обращается в ту сторону…".

Судьба, словно, испытывала Чернышеву на прочность. В 1831 году умер отец, а в 1832 похоронила новорожденную дочь Аграфену. Опорой и надеждой оставался муж и Нонушка. Ослабленная морально и физически Александра Григорьевна в октябре 1832 года простудилась и через три недели умерла. В этот день голова мужа покрылась сединой.

Двадцативосьмилетняя Александра Григорьевна Муравьева обрела вечный покой на кладбище Петровского завода рядом с детьми. Над ее могилой казачий офицер А.А.Подольский поставил часовню. Никита Иванович, пока не выехал на поселение, поддерживал пламя в лампадке. После отъезда, в течение тридцати семи лет это делал декабрист Горбачевский.

"Кончина её произвела сильное впечатление не только на нас, но и во всём Петровском, и даже в казарме, в которой жили каторжные", - вспоминал И.Д.Якушкин.

Александра Григорьевна завещала похоронить себя в Москве рядом с могилой отца. Даже на это необходимо было разрешение императора. В январе 1833 года просьбы многочисленных и влиятельных родственников Чернышевых и Муравьевых Николай І отклонил.

"1-е) Что перевезение тела невестки г–жи Муравьевой в Москву никак дозволено быть не может.

2-е) Что равномерно не может быть дозволено г-же Муравьевой взять к себе малолетнюю внучку Софью, родившуюся в Сибири, ибо несообразно было бы воспитывать ее вместе с сестрами, у г-жи Муравьевой находящимися, которые принадлежат к дворянскому сословию, между тем, как она рождена в поддатом состоянии".

Софья Никитична на обратной стороне бумаги сделала пометку: "Свидетельство жестокости и сухости сердца покойного государя Николая Павловича. Прости ему, господи, и упокой его душу! И прости, как простили и мы, пострадавшие". И на последующие просьбы Е.Ф.Муравьевой император неизменно отвечал: "Совершенно невозможно из-за многих неблаговидных толков".

Несмотря на все удары судьбы, Никита Михайлович не отказался от своих убеждений: "…Если бы я … Продолжение »